Мишель Яффе - Нимфа

Сердце замерло у нее в груди, когда Софи поняла, что тайник пуст. Медальон исчез.

Значит, в ее камере только что кто-то был. И разговор, который здесь состоялся, вовсе не сон, не кошмар, а реальность. А это гораздо хуже.

— Нет, — вымолвила она несмело. — Нет, — повторила она, прислоняясь спиной к ледяной стене темницы и чувствуя, как ужас постепенно охватывает ее, вытесняя безразличие, наполнявшее ее с предыдущего вечера. В действительности лишь глубокое нервное потрясение помешало Софи расслышать глухой стук, с каким медальон скатился с ее платья на пол. Когда же она краем глаза заметила золотой отблеск от упавшего на край медальона солнечного луча, то поспешно подобрала его. Медальон лежал у нее на ладони — богиня Диана, богиня луны, охоты, целомудрия, богиня, восседающая на троне с ястребом на плече. Это было то единственное, что она сохранила в память о прошлом, о прежней жизни, о той Софи, которой больше нет.

Софи редко позволяла себе думать о своей жизни до пожара, до смерти родителей, до… того, как все изменилось. Она решила вычеркнуть из памяти все разом — и хорошее, и плохое, чтобы избавиться от преследовавшего ее ужаса. Но теперь, когда она оказалась в этой мрачной камере и почувствовала себя безмерно одинокой, воспоминания далекого детства нахлынули на нее. Софи вспомнила, как ее красавица мать обычно журила, но не наказывала ее за то, что она решала задачки по математике для брата Деймона, вместо того чтобы вникать в основы ведения домашнего хозяйства. Сколько счастливых и безмятежных часов провела Софи вместе с братом, обучая его началам алгебры и рассказывая о последних математических теориях, созданных итальянцами! Она с легкостью переводила для брата греческие тексты, доходчиво объясняла сложнейшие доказательства теорем, давая ему возможность и время заниматься тем, что он по настоящему любил: производить зловонные и тошнотворные на вид химические смеси в укромном шалаше, который он гордо называл лабораторией.

Не меньше, чем математика, Софи интересовали бухгалтерские книги отца. Она часто перелистывала их, стараясь понять, почему цены на рынке колеблются и как следует вложить деньги в урожай, который появится только через десять месяцев, чтобы он дал пятикратную прибыль. В возрасте тринадцати лет она уговорила отцовского агента вложить сто фунтов, которые бабушка оставила ей на приданое, в покупку акций горной компании. Эта сотня быстро превратилась в пять сотен, затем в тысячу, а к тому времени, когда случился пожар, Софи скопила внушительный личный капиталец — пять тысяч фунтов. Не многие дворяне в округе могли похвастаться таким состоянием.

После пожара и того кошмара, который за ним последовал, у Софи остались лишь эти деньги, заблаговременно спрятанные в жестяную коробку и зарытые в саду, и медальон с изображением богини Дианы. Софи раскрыла ладонь и еще раз взглянула на медальон. Она почти не сомневалась, что Диана усмехается ей в ответ. Казалось, богиня повторяла, как во сне: «Ты поступила глупо», и Софи вынуждена была с ней согласиться. Только полная дура могла влюбиться в графа Сандала и довериться ему.

Софи спрятала медальон назад в кармашек, проклиная ухмыляющуюся богиню, графа Сандала, а более всего себя. Она принялась ходить из угла в угол по тесной камере, пытаясь понять, что раздражает ее сильнее — чувство голода или еще более болезненное и почти физическое ощущение горечи предательства. Причем с предательством Сандала еще можно было как-то примириться — сравнения с голодным обмороком оно не выдерживало, — но настоящие страдания ей причиняла мысль о ее измене самой себе.

В полумраке унылой камеры все вдруг прояснилось и предстало перед ней так отчетливо — насмешки и презрение, изворотливость и обман. Не приходилось сомневаться, что Сандал спас ее для того, чтобы сыграть с ней злую шутку, а потом передать королевским гвардейцам. При аресте они повторили ей его слова, которые он произнес при ней. И тогда у нее появилась возможность взглянуть на них иначе: она поняла, что сознательно и добровольно позволила ввести себя в заблуждение, но это понимание пришло слишком поздно, когда ничего уже нельзя было поправить.

Как легко она попалась на крючок! Софи испытывала к Криспину благодарность, взирала на него с восхищением, а он в это время втайне смеялся над ней, готовясь обречь на верную смерть. От этой мысли смятение в ее душе уступило место ярости. Возможно, она и повела себя как безмозглая тля, но он не имел никакого права играть с ней. Только бездушное животное позволит себе обращаться с человеком таким уничижительным образом. Это жестоко, и она этого не заслужила.

— Негодяй, — проговорила Софи сквозь зубы в тайной надежде, что к ней вернется спасительное безразличие. Накануне стражники посоветовали ей, не откладывая, готовиться к скорому свиданию с палачом и виселицей, значит, у нее оставалось мало времени. Ее враги все очень тщательно продумали, прежде чем обвинить ее в убийстве Ричарда Тоттла, однако должна же быть в их хитросплетенной сети какая-то упущенная ниточка, осталось же какое-нибудь уязвимое место в их коварном плане. Что-то не давало Софи покоя, и она начала методично перебирать в уме все, что с ней произошло в «Единороге» и затем в Сандал-Холле, пока не нашла то, что искала.

Пистолет! Ее пистолет. Он всегда хранился в библиотеке в «Курятнике» вместе с другими подарками, преподнесенными ей в качестве благодарности за помощь. Безусловно, его нельзя было вынести из дома незаметно для Октавии, Эмми, Энни, Ричарде или кого-нибудь из прислуги. Софи воодушевилась, потому что у нее появилась надежда сорвать планы врагов. Тот, кто выкрал у нее пистолет, по крайней мере знал убийцу. Все, что требовалось сделать для выяснения истины, это написать домой и узнать, кто в ее отсутствие заходил в библиотеку и что оттуда пропало.

Но это было равноценно тому, чтобы пройти сквозь стену темницы, пролететь через весь Лондон и изобличить преступника, вынудив его раскаяться в содеянном. Софи пала духом, поскольку в ее камере не было не только клочка бумаги и чернильницы, но и ночной вазы (в которой она очень нуждалась). Что уж говорить о посыльном! Разумеется, за деньги можно было бы достать все необходимое, но ее кошелек был потерян во время бессмысленной беготни по лабиринтам потайного хода Пикеринга. А может быть, не так уж все это было и бессмысленно? По сути дела, Софи ничто не было так дорого, как медальон. А он остался с ней.

Софи снова достала его и положила на ладонь, чтобы рассмотреть в последний раз. Она ни разу не расставалась с ним за последние одиннадцать лет, всегда носила с собой. И теперь в том, что связывало ее с прошлым, заключалась ее единственная надежда на будущее. Софи ласково провела пальцем по ребристой поверхности, улыбнулась и направилась к двери. Прижавшись губами к щели между дверью и стеной, она крикнула: