Мэдлин Бейкер - Безрассудное сердце

Некоторое время Два Летящих Ястреба наблюдал за тем, что происходило внизу. Но по мере того как шло время и его страдания усиливались, он забыл о других добровольных мучениках, забыл вообще обо всем, кроме боли в груди, которая отзывалась теперь во всем его теле. Плавая в красном море боли, он смотрел на солнце и дул в свисток.

«Услышь меня, Тот, Кто Наверху. Прими от меня то, что я могу тебе дать».

Барабан стучал; словно сердце его народа. А боль все нарастала и нарастала, и он уже почти не отрывался от свистка.

«Услышь меня, Тот, Кто Наверху, Дай мне силы».

Солнце жгло ему лицо и грудь. Пот смешивался с кровью из ран. Во рту пересохло, и по телу пробегали судороги, когда мучения становились особенно нестерпимыми. Забыв обо всем на свете, кроме боли, он собрал последние силы и дунул в свисток.

«Услышь меня, Тот, Кто Наверху, пока я еще жив».

В этих словах была мольба его сердца, отчаянный крик о помощи, и тогда от солнца слетели к нему два краснохвостых ястреба. Они летели рядом, касаясь друг друга крылами, и застыли в воздухе рядом с ним.

– Будь храбрым, – сказал один ястреб. – Будь храбрым, и ты станешь могущественным вождем своего народа.

– Будь сильным, – крикнула его подруга. – Будь сильным, и ты получишь все, чего желаешь.

Всего, чего желаешь… Он вспомнил Анну. А ястребы, взмахнув крыльями, улетели прочь. Едва они исчезли, как на воина по имени Два Летящих Ястреба сошла благословенная темнота.

В себя он пришел уже в вигваме отца. Через несколько мгновений появилась одна из жен отца по имени Молодой Листок и стала лечить его раны. Потом она накормила его густой похлебкой из оленины с шалфеем и диким луком. И он крепко уснул.

1875

В день, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я встала рано утром, даже раньше папы. Поскорее набросив на себя старый синий халат, я на цыпочках сбежала вниз по лестнице и выскочила во двор. Свистом подозвав к себе старушку Нелли и накинув ей на спину одеяло, я уселась на нее, и мы поехали кататься.

Утро выдалось на редкость хорошее, и мне хотелось одной посидеть на берегу реки, ведь мне было о чем подумать. А еще мне хотелось искупаться, если вода хоть немножко прогрелась. Птицы распевали гимны наступающему дню, и серые белки с пушистыми хвостами болтали между собой.

Когда я подъехала к реке, большой рогатый олень легко убежал в кусты, помахав мне на прощание хвостом. Я соскочила на землю возле нескольких тополей, не в силах удержаться от улыбки просто потому, что была живая, юная и ярко светило солнце. Привязав Нелли, я совсем уж расхохоталась, так как она мгновенно уткнулась носом в густую сочную траву, ковром покрывавшую берег.

Сбросив халат, я попробовала ногой воду. Потом набрала полную грудь воздуха и нырнула. Поплавав минут десять или около того и немного замерзнув, я решила повернуть к берегу. Дрожа всем телом, я стояла, голая, у кромки воды и грелась на солнце.

Мне не хотелось одеваться на мокрое тело, поэтому я улеглась на траву и стала смотреть на голубое безоблачное небо. Пока я так лежала, я решила выйти замуж за Джошуа. Вообще-то, мне больше нравился Орин с его цветистыми комплиментами и победоносной улыбкой, но мама была права. Из Джошуа получится хороший муж. А если ему не хватает романтичности и умения красиво говорить, то это вполне искупается его искренностью и честолюбием.

Погрустнев, я сорвала одуванчик и стала вертеть его в пальцах. Никакой радости от того, что я наконец сделала выбор между Джошуа и Орином, я не ощущала. Более того, меня вдруг охватило разочарование, хотя я не сомневалась в правильности своего решения.

Я бросила одуванчик. Глядя на необозримые небесные просторы, я честно призналась себе, что Орин тоже не сделает меня счастливой. Мне хотелось быть, честной с самой собой, поэтому я откровенно сказала себе, что не люблю ни Джошуа Берлина, ни Орина Бердина, как моя мама любит моего папу. О, я обожала Джошуа и обожала Орина, но, увы, это была сестринская любовь, и не более того. Чем больше я думала об этом, тем яснее сознавала, что мое решение выйти замуж за Джошуа подсказано ожиданием близких людей.

Вздохнув, я перевернулась на живот и стала смотреть на далекие горы. Итак, я решила не выходить замуж ни за Джошуа, ни за Орина. И что мне теперь делать? Где искать мужа? Холостые молодые люди были редкостью в наших краях. Большинство из тех, кто решался перебраться на Запад, заранее обзаводились женами. Да и детьми тоже… Наверное, мне все-таки надо соглашаться на брак с Джошуа… Может быть, со временем я полюблю его. Может быть…

Мои размышления были прерваны неожиданным шорохом. Нелли протяжно заржала. Я села, наконец-то сообразила, что я одна и далеко от дома, а за моей спиной лес и в нем кто-то прячется. Осторожно обернувшись, я поняла нервозность Нелли. К нам приближался воин-индеец на великолепном рыжем коне.

Это был Тень. Он стал совсем взрослым и еще красивее, чем раньше. Одетый в одни лишь мокасины и короткую набедренную повязку из отлично выделанной оленьей шкуры, он был самым голым мужчиной, какого я только видела в своей жизни, но я была не в силах отвести взгляд от его длинных мускулистых ног, натренированных постоянными скачками без седла, от его плоского крепкого живота, от широких плеч. Два свежих шрама выделялись на его бронзовой груди, и я поняла, что он буквально на днях принимал участие в священной Пляске Солнца. Третий шрам шел зигзагом по его правому плечу, и я подумала, уж не нанес ли его тот воин, которого он убил, заработав этой победой орлиное перо, теперь украшавшее его длинные черные волосы.

Я была как загипнотизированная змеей птичка и, не отрываясь, смотрела на его гордую голову, словно он околдовал меня своей дикой и чарующей красотой. Неужели этот самый мальчик сидел за нашим столом и смеялся вместе с нами всего несколько лет назад? Неужели этот самый мальчуган учил меня подражать голосам дрозда и голубки? Я почувствовала в нем звериную силу, отчего мое сердце вдруг забилось так громко, что он наверняка услышал его. Орин с его глупыми стихами и робкими поцелуями никогда не заставлял меня так по-дурацки краснеть.

Тень что-то тихонько сказал коню, и он остановился в нескольких футах от меня, словно застыл на месте. Тогда Тень соскользнул на землю, и я, ничего не понимая, вся задрожала.

Глаза у него блеснули, когда он совершенно серьезно спросил:

– Анна, ты принесла сегодня печенье?

– Н…нет, – пролепетала я, в восторге от того, как он произнес мое имя.

В его черных глазах я заметила лукавую искру, от чего заподозрила неладное и спросила, давно ли он приехал.

– Тогда же, когда и ты, – не стал скрывать он, сразу посерьезнев, и я еще больше покраснела, сообразив, что он видел, как я плавала и как сушилась на солнце.