Барбара Картленд - Черная пантера

Всю дорогу домой Филипп пребывал в прекрасном настроении. После нашего первого вечера в Мейсфилде я стала следить за каждым своим шагом и вести себя как ни в чем не бывало, не позволяя проявляться своим чувствам. Теперь же я убедилась, что мое поведение было излишне осторожным, но ведь мне приходилось учитывать не только сдержанность Филиппа, но и свою любовь к нему — любовь, которая с каждым днем становилась все глубже, набирала силу и страстность, временами удивлявшую меня. Как будто я заранее знала, что Филипп будет значить для меня, что он сможет, если пожелает, дать мне. Вопреки здравому смыслу мое тело, повинуясь каким-то скрытым инстинктам, требовало от него отклика, как будто я хотела от него того, что уже было изведано мною.

Как это ни странно, временами я ощущала такое единение с Филиппом, так хорошо понимала его, что трудно было поверить, будто мы еще далеки друг от друга или что его вполне устраивают наши платонические отношения. Однако мне удавалось обуздывать себя, и впервые в жизни я обрадовалась, что Бог наградил меня внешностью, которая оказалась моим союзником. Имея смазливый и простодушный вид, легко притворяться веселой. Мои огромные синие глаза выражали только восторг. Румяные щеки, светлые волосы, по-детски пухлые руки не сочетаются со страстностью, с огнем желания или с полетом фантазии, которые проявляются в момент наивысшего блаженства.

Мне не составляло труда дурачить Филиппа. Но я спрашивала себя, сколько еще я смогу выдержать, прежде чем потеряю контроль над собой и выложу всю правду.

Когда я вернулась, я увидела, что Анжела чем-то расстроена. Еще утром мы послали ей телеграмму, что задерживаемся и вернемся только к вечеру. После ухода Филиппа она набросилась на меня.

— Слушай, Лин, — начала она, — ты поступаешь необдуманно. Тебе было отлично известно, что на сегодняшнее утро у нас намечено много дел. Если так будет продолжаться, мы не успеем к свадьбе. На сегодня у тебя было назначено три примерки. Ты и их пропустила, и не пошла к парикмахеру.

— Прости меня, Анжела, — проговорила я, но она не желала меня слушать.

— В конце концов, — продолжала она, — мы с Генри из кожи лезем ради тебя. Временами мне хочется предложить тебе вернуться в Мейсфилд и там готовить свое приданое. Если тебя не волнует, как ты будешь выглядеть, то подумай хотя бы обо мне. Более того, не забывай, что только благодаря мне ты познакомилась с Филиппом.

— Я знаю, Анжела, — примирительно сказала я.

— Не считай меня неблагодарной. Все совсем не так. У меня совершенно вылетело из головы, что на сегодня назначены примерки. Завтра я встану чуть свет и все сделаю до обеда. Обещаю тебе.

— Ну ладно, мы еще успеем побывать в «Молино», — успокоилась Анжела. — Оставь свой ключ, чтобы Бриджит могла распаковать твои вещи, и поехали.

Мне хотелось умыться и переодеться с дороги, но я послушно последовала за ней. Пока мы ехали в «Молино», Анжела несколько раз напоминала мне, кто платит за приданое и кто взял на себя все хлопоты.

В тот момент я поняла, что иметь много денег так же плохо, как вообще не иметь. Я надеялась, что, став женой Филиппа, не уподоблюсь Анжеле и Генри, отягощенных своим богатством. Кроме того, все заботы и расходы, связанные с подготовкой приданого, были страшной нелепостью. Я видела, что для Филиппа не имеет значения, во что я одета. Он хотел получить жену, и если бы женщина, на которой он собрался жениться, была бы одета в рубище, для него это не сыграло бы никакой роли. Наличие жены способствовало его продвижению по службе, и именно это волновало его в первую очередь.

В течение последующего часа я молча стояла перед зеркалом и примеряла одно платье за другим. Когда примерка наконец закончилась, я попросила Анжелу:

— Давай выпьем чаю. Я умираю от жажды.

— Хорошо, — ответила она. — Но я договорилась, что в шесть к тебе придет парикмахер. Естественно, за это придется заплатить особо — слуги на дому стоят вдвое дороже, — но я же знала, что у тебя не будет времени самой сходить в салон.

— Прости меня, — еще раз проговорила я. Мы сели в машину и поехали домой. Когда мы остановились возле парадного, к нам навстречу заспешил лакей, и меня удивило, почему он ждал нашего возвращения, стоя на лестнице. Причину этого я выяснила чуть позже, когда мы с Анжелой вошли в холл и к нам направился дворецкий.

— Боюсь, у меня плохие известия, миледи. Позвонили из школы и сообщили, что мастер Джеральд заболел и его на «скорой помощи» отправили в Лондон. Они хотели поговорить с вами, но я не знал, где вы, и тогда я перезвонил господину Уотсону в палату общин.

— Мастер Джеральд заболел! — вскричала Анжела. — А они сказали, в чем дело?

— Кажется, это мастоидит, миледи. Анжела ахнула. Она рванулась в курительную и принялась набирать номер коммутатора.

— Господин Уотсон вернулся? — спросила она дворецкого, который последовал за ней и остановился в дверях.

— Нет, миледи, — ответил он. — Как я понял, господин Уотсон собирался приехать сразу же после того, как переговорит с директором школы.

Анжела в трубку продиктовала номер и взглянула на часы.

— Почему Генри не возвращается? — обратилась она ко мне.

— Наверное, он скоро приедет, — попыталась я успокоить ее.

Через несколько секунд Анжелу соединили с директором школы. Я увидела, что она побелела как полотно. Я взяла в руки газету, но строчки плясали перед глазами. А Анжела все повторяла: «Да… да… понимаю… да Наконец она положила трубку и посмотрела на меня.

— Ему нужно срочно делать операцию, — сказала она. — О Лин, какой ужас! Я обняла ее за плечи.

— Родная моя! Я очень сочувствую тебе.

— Он такой слабенький. Из двоих он был самым слабым. — Она вскочила и опять посмотрела на часы. — Почему Генри не возвращается?

Тут в холле послышался шум. Дверь распахнулась, и в комнате появился Дуглас.

— Привет, — весело сказал он. Я обратила внимание, что Анжела впервые недовольна его приходом.

— А я думала, это Генри, — раздраженно проговорила она.

— В чем дело? — спросил Дуглас.

— Джеральд заболел, — кратко объяснила Анжела. — Его везут в Лондон.

— Сочувствую, — сказал Дуглас. — Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Нет, естественно, — отрезала Анжела. — Не говори глупостей.

Она так резко говорила с ним, что мне стало жалко его. Было совершенно ясно, что ее манера обескуражила его. Говорить было не о чем, и мы молча стояли и ждали. Наконец мы услышали, что к дому подъехала машина, и, выглянув в окно, увидели Генри.

— Наконец-то, — проговорила я. Анжела бросилась в холл.

— Генри! — воскликнула она и, метнувшись к нему, схватила его за руки.

Я еще ни разу не видела, чтобы она так нежно смотрела на него.