Барбара Картленд - Шотландцы не забывают

Понимая, что она должна чувствовать, Торквил продолжал:

— Я не мог поверить, что в выдающейся семье твоего отца нет хотя бы одного шотландского предка. Поэтому я послал человека, сведущего в генеалогии, которому я доверяю, в Гербовую коллегию в Эдинбурге.

Он поцеловал Пепиту в лоб.

— Так вот, он вернулся сегодня вечером с информацией, что в тебе вполне достаточно шотландской крови, мое сокровище, чтобы, с точки зрения герцога, как и любого другого приверженца традиций, ты могла стать чрезвычайно подходящей женой для представителя клана Мак-Нэирнов.

— Я… я не могу… поверить этому! — воскликнула Пепита.

— Я думала, что должна… покинуть тебя… но теперь я могу… остаться?

Торквил очень нежно повернул ее лицо к себе.

— Неужели ты действительно думаешь, что я смог бы когда-либо отпустить тебя? — в свою очередь спросил он. — Ты — часть меня, и без тебя я не могу жить.

Пепита обхватила руками его шею.

— Какой же ты мудрый, как ты сумел… откопать все это? Благодаря этому… я — счастливейшая женщина в мире!

Но она все же не могла сдержать льющихся слез, и Торквил нежно вытирал их.

— Ты больше никогда не будешь несчастлива, — приговаривал он. — Нам столько предстоит сделать здесь, мое сокровище, и хотя мы вместе будем помогать воспитывать Рори и Жани, я хочу, чтобы у нас была своя семья.

— Это… то, что я мечтаю… дать тебе, — прошептала Пепита.

Она смущенно прижалась к нему щекой.

— Значит, решено! — произнес Торквил совсем другим тоном. — Ты можешь теперь распаковывать свой чемодан, хотя всего через несколько дней мы поженимся, и я заберу тебя в мой собственный замок на наш медовый месяц.

— Неужели мы… действительно можем… сделать это?

Он улыбнулся ей.

— Я полагаю, мы оба знаем, герцог будет заботиться о детях, и тебе не надо беспокоиться о них. Лично я думаю, для тебя настало время заботиться обо мне!

— Это… то, что я… пыталась делать.

— Насчет этого все должно быть ясно, — заявил Торквил. — Ты никогда не покинешь меня, даже мысли подобной не возникнет у тебя! Ты — моя, и я буду ревновать, если ты будешь думать о чем-либо ином, кроме меня.

Он так крепко прижимал ее к себе и так страстно целовал, что у нее просто не было возможности сказать, что она принадлежит ему полностью, но она была уверена — он уже знает об этом.

Торквил и Пепита шли рука об руку по коридору в гостиную и улыбались.

Герцог ждал их и уже хмурился, заметив, что они опаздывают.

Когда они вошли в гостиную и направились к нему, он во все глаза смотрел на Пепиту.

— Почему на вас плед Ламонтов? — изумленно спросил он, как только молодые люди приблизились к нему.

Это был подарок, который Торквил преподнес Пепите: плед, сшитый из тартана, символизирующего клан ее бабушки.

Он расположил его должным образом на ее плечах, закрепив великолепной серебряной брошью с огромным аметистом.

Стоя перед недоумевающим герцогом, она едва сдерживала смех, и Горквил ответил за нее:

— Это — тартан, на который она имеет право!

— Имеет право? — вскинул брови герцог.

— Бабушка Пепиты была дочерью Лэирда Страйвенского.

Герцог был поражен.

— Ты уверен в этом?

В качестве доказательства Торквил вынул из нагрудного кармана письмо, полученное им из Эдинбурга.

Оно было подписано лордом Лайоном и возвещало: после тщательнейших исследований установлено, что матерью сэра Роберта Аинфорда является Мэри Ламонт.

В постскриптуме лорд Лайон приписал, что жена сэра Роберта, Элизабет Шерингем, имела дальнего предка по имени Хью Роуз Килравокский.

— Почему мне не сказали об этом раньше? — сердито спросил герцог по прочтении письма.

Вероятно, он подумал: знай он в свое время, что ее сестра была на одну четверть шотландкой, он бы принял ее как жену Алистера.

И тогда не было бы причины изгонять родного сына и отрывать его от своей жизни.

Понимая состояние герцога, Пепита импульсивно положила свою ладонь на его руку.

— Я сожалею, — молвила она. Какое-то время они молчали, думая об одном и том же.

А потом девушка стала объяснять:

— Мой отец никогда особенно не интересовался своими предками, и я думаю, это можно сказать о большинстве англичан, кроме тех, разумеется, что принадлежат знатному древнему роду или прославившейся фамилии. Для шотландцев же родословная и кровные узы значат слишком много. И теперь я очень… горда, что я… принадлежу к… клану Ламонтов!

Она говорила с некоторой опаской: вдруг герцог сочтет ее самонадеянной, а ее притязания — не правомерными.

Однако он вполне доброжелательно произнес:

— Значит, это брат вашего деда был моим близким другом, когда мы были молоды. Я сообщу ему о вас и о том, что мои внуки приходятся ему родней.

— Он ужасно обрадуется, — заметил Торквил. — Ведь герцог Стратнэирнский — весьма важная особа в Шотландии.

Пепита слегка испугалась, что герцог может обидеться на подшучивание Торквила. Но герцог ответил:

— Я рад, что ты так думаешь. Ты молодец: догадался открыть то, что должно было стать известным давно.

— Я в этом лично заинтересован, — признался Торквил, — потому что Пепита обещала выйти за меня замуж, и я надеюсь, сэр, вы дадите нам свое благословение.

Пепита затаила дыхание, но герцог, вместо того чтобы выказать неодобрение, чего она панически боялась, просто улыбнулся.

— Я не удивлен, — сказал он, — и смею предположить, ты захочешь, чтобы я был посаженым отцом.

— Конечно! — сразу же загорелся Торквил. — Почту за честь.

Герцог взглянул на Пепиту.

— Я мог бы догадаться, что вы — одна из нас, когда вы проявили храбрость и самоотверженность. Добро пожаловать, Пепита Аинфорд, в мою семью!

Говоря это, он протянул ей руку, и она, не раз наблюдая, как члены клана приближаются к своему вождю, опустилась на одно колено и поцеловала его руку.

Пепита стояла у окна, созерцая утренний туман над морем.

Они с Торквилом поженились очень скромно, так как герцог пребывал в глубоком трауре, а Торквил не хотел ждать, пока будет возможна большая свадьба.

Пепита испытывала радость от того, что ей не пришлось встречаться сразу с таким множеством людей.

Она всегда хотела, чтобы ее свадьба проходила подобно свадьбе ее сестры, — тогда она могла бы отдать все внимание любимому человеку, а не полчищам приглашенных.

Молодые, сопровождаемые лишь близкими людьми, отправились в кирку, щедро украшенную по желанию Торквила белым вереском.

Свадебную церемонию совершал не тот священник, что столь яростно проповедовал против англичан, а один из Мак-Нэирнов, состоявший каноником в Эдинбургском соборе.

Рори нес ее шлейф, когда она шла под венец, а Жани была единственной подружкой невесты.