Жанна Лаваль - Месть венецианки

— Отчего же? Пусть этот оборванец знает, какова на самом деле его невинная овечка.

Сгорая от стыда, Лукреция обхватила голову руками и зажмурила глаза.

— А знаешь, какой ты у нее по счету? — Борджиа повернулся к Джузеппе и насмешливо посмотрел на него. — Боюсь, что нет. Ей не было еще и тринадцати, когда она, не желая дожидаться свадьбы, согрешила с женихом, славным испанским грандом. Какому честному дворянину по душе такой скандал? Пришлось искать замену. Вторым был Альфонсо, — он убрал руку от ее лица. — Помнишь? Тот кастильский рыцарь, спасший жизнь нашему батюшке в бою с маврами? Он тоже был очень доволен твоей сговорчивостью…

— О нет! Это ложь, грязная ложь! — простонала Лукреция, не имея сил защищаться. — Ты сам приводил их ко мне в монастырь. Ты подкупал мать-настоятельницу, чтобы нас оставляли наедине в уединенных местах святой обители. Как я могла ослушаться мать Августину, которой только и доверяла?!

Глаза Фьезоле потемнели от бессильной ярости. Он чувствовал, что кулаки его непроизвольно сжимаются, тело застыло в напряжении. Услышанное повергло его в ужас.

— …Следующим был герцог Джованни Сфорца, — с невозмутимым видом продолжал Борджиа. — Этому удалось довести невесту до венца, но после женитьбы бедняга не часто наслаждался приятным обществом своей ветреной женушки, изменявшей ему… с чернокожими рабами-маврами!

— Ты — чудовище! Ты и твой… наш отец! Вы играли мной, как красивой игрушкой, а когда игра вам надоедала, просто отбирали меня у очередного, увлекшегося мной гранда.

Но Борджиа не было никакого дела до страданий сестры.

— Четвертым оказался бастард Салернский, этот выскочка с герцогским титулом. Ему удалось тебя обрюхатить, но счастливчик успел вовремя отправиться в мир иной, чтобы не видеть, как ты ему изменяешь.

— Ложь! Он по-настоящему любил меня. А ты и наш милый папочка… вы убили его!

— И ты не стала этому препятствовать, не так ли? Ну же, отвечай! — Герцог с кривой усмешкой ждал ответа.

Не в силах защищаться, Лукреция разрыдалась. Затем резко подняла голову и устремила ненавидящий взор на брата.

— Все эти годы ты помыкал мной, пока не сделал из меня послушную игрушку, способную по твоей прихоти пойти на преступление. Это ты виноват во всем, Чезаре! Ты — негодяй и развратник! Ты первым посягнул на меня, ты первым опорочил меня. За тобой последовали другие. Одни мне нравились, другие — нет, но тебя… тебя я только ненавидела! Помнишь, как в ту ночь, после моего первого причастия, ты тайно пробрался в мою спальню… как сильной братской рукой содрал с меня сорочку, как осквернял своими пьяными ласками мое девичье тело, как…

— Молчать! — взревел Борджиа и сильной пощечиной отбросил сестру в дальний угол.

— Ты был первым, первым! Я ненавижу тебя…

Лукреция перешла на шепот. Ее слова едва можно было расслышать.

— Джузеппе, прости. Я не хотела рассказывать тебе всего… Это так грязно, так омерзительно. Ты стал моей единственной настоящей любовью. Не дай ему воспользоваться мной еще раз, прошу тебя!

Голос Лукреции затих, и Фьезоле ужаснулся, увидев, как она, обезумев, подползла к ногам Борджиа и обхватила их руками.

— Прошу тебя, Чезаре, если ты еще любишь меня! Прошу, не трогай Джузеппе. Он честен и благороден, он — настоящий дворянин, он… хочет обвенчаться со мной!

В ее словах было столько надежды, столько смирения, что они тронули бы даже самого закоренелого злодея. Но только не отпрыска папы Александра VI.

— Что?! Обвенчаться? Ты променяешь герцогский герб с королевской короной на жалкую эмблему с чертополохом или зайцем какого-то вассала? Джузеппе Фьезоле! Да кто он такой? У него за душой ни гроша, его земли разграблены французами! И ты вообразила, что я соглашусь на этот постыдный союз?

— Ошибаетесь, герцог! Пусть мы бедны, но Фьезоле не уступают в благородстве ни одному из именитых родов.

— Кому нужны ваши дворянские грамоты? Да это просто клочки бумаги с выцветшими чернилами! Вы, Фьезоле — выскочки, и ваше место на конюшне.

Джузеппе в ярости бросился на герцога, но в это мгновение в комнату ввалились испанские солдаты и схватили несчастного.

— В башню его! В кандалы! — приказал Борджиа, приводя в порядок свой костюм.

— Ты не сделаешь этого! Джузеппе защищал свою честь от твоих оскорблений, — попыталась вступиться за возлюбленного Лукреция.

— А как я, по-твоему, должен защитить свою и твою честь от посягательств плебея? Драться с ним? Да надо мной будет потешаться весь Рим! Есть, правда, и другой способ… Можно поставить его пред Духовным Трибуналом. А еще лучше — отправить к самому Великому Инквизитору. Там его будут судить как шпиона, насильника и слугу дьявола. Ты этого хочешь?

Лукреция молчала, ожидая худшего.

— Послушай, крошка. Слезами ты не поможешь ни ему, ни себе. Ни вам.

— Нам? — слабым голосом переспросила Лукреция.

— Вам. Скажи на милость, чего ты добиваешься? Свободы? Думаю, этот… как его там… Фьезоле лишь удобный предлог для тебя, чтобы сбежать!

— Может, ты прав. Может, я не люблю его. Но Джузеппе честен, благороден, красив. А главное — он беден, а значит, далек от всяких интриг.

— И это возбуждает тебя? Никогда не поверю. Просто, сестрица, этот малый нужен нам обоим.

Лукреция молчала, лихорадочно соображая, как бы подороже продать Фьезоле и самой выкрутиться из неприятного положения. Не зря же она была дочерью своего отца — Родриго Борджиа [1] Чезаре и Лукреция Борджиа были внебрачными детьми папы римского Александра VI, в миру Родриго Борджиа. , который был не особенно щепетилен в вопросах чести.

— Каковы твои условия? — медленно и с расстановкой проговорила она.

Чезаре посмотрел на упрямо сжатые прелестные губы сестры и усмехнулся.

— Вижу, мы поняли друг друга. Так-то лучше, Луче. Вот возьми зеркало и погляди, на кого ты стала похожа. Негоже портить свое нежное личико слезами из-за того, кто не стоит и твоего мизинчика.

Девушка привела в порядок волосы и утерла слезы, мысленно готовясь к сражению с братом. Вызов был брошен, пусть в самой невинной форме. «Крошка Луче» [2] Luce ( итал. ) — свет. , так в детстве прозвал ее Чезаре за чудесные волосы теплого золотистого света. Забавное ласковое прозвище вспоминалось всякий раз, когда старший братец хотел от нее чего-то добиться. Так было и в ту ужасную ночь…

— Ты не ослышалась, крошка. Если вы оба сделаете то, о чем я попросил вас час назад, я дам согласие на твой брак с этим плебеем и даже отпущу вас из Рима.

— Я не верю ни одному твоему обещанию! — не выдержала Лукреция и что есть силы швырнула на пол зеркало.

Звон разбитого стекла привел ее в чувство и заставил в испуге покоситься на брата.