Жанна Лаваль - Месть венецианки

Город приближался, мы уже вплывали в бухту Золотой Рог. Теперь ее не перекрывала огромная цепь, служившая защитой от турецких кораблей. Рассказывают, что при осаде города султан Мехмед II лично участвовал в перетаскивании судов по суше близ Галаты, чтоб утром обезоружить византийцев появлением его кораблей. Теперь проход был свободен, и мы беспрепятственно вошли в бухту.

Сказочный город, весь залитый солнцем, сверкал перед моими глазами своим великолепием. Тонкие иглы минаретов, белокаменные дворцы… Какая-то башня, с которой, как объяснил мне тут же один турецкий офицер, сбрасывают в Босфор неверных жен. Повсюду сновали маленькие лодочки-фески, перевозившие людей и нехитрые грузы.

Вряд ли можно представить себе что-нибудь более очаровательное, чем подход к Константинополю со стороны моря. Мы находились посреди трех огромных морских рукавов, которые омывают со всех сторон сушу, так что взору легко охватить холмы, расцвеченные, будто эмалью, белыми зданиями, зелеными кипарисами, мечетями со свинцовыми куполами. А над ними — яркие минареты, словно золотые свечи.

Вообразите себе, милая моя синьора, этот феерический город, похожий на огромный персидский ковер, а по бахроме этого ковра — бесчисленные мачты стоящих на якорях судов.

Мечети и дворцы, минареты и караван-сараи, крытые рынки и бани, пышная зелень в тенистых садах — все это составляло панораму огромного восточного города, в центре которого возвышалась Святая София — прекраснейший из храмов, превращенный турками в мусульманскую молельню.

Теперь представьте, что все это великолепие, как в зеркале, отражается в серебристых водах Золотого Рога и Босфора, что придает зрелищу совершенно мистический вид.

Мы бросили якорь и с помощью подоспевших небольших суденышек начали переправляться на берег. Меня теперь содержали как янычара — гвардейца султана, заслужившего награду. И хотя я не слишком надеялся на благосклонность турок, здесь было куда приятнее, чем в безжизненных пустынях Африки.

Вскоре мы оказались на улицах Константинополя. И знаете, синьора, сколь я был восхищен панорамой этого города с моря, столь же ужасающее впечатление произвел на меня его внутренний облик. Мы шли по узким, кривым улочкам с мрачными закоулками, в большинстве своем невымощенными, с непрерывными спусками и подъемами — таков облик этого города в самом его чреве.

Наконец мы выбрались на единственную широкую, сравнительно чистую и даже красивую улицу — Диван-Йолу. Но, как потом выяснилось, это была центральная артерия города — путь, по которому султанский кортеж обычно проезжал через весь город от Адрианопольских ворот до султанской резиденции Топканы.

Чтобы вы, синьора, вполне могли бы представить себя на улицах этого города, закончу описанием жилищ его обитателей. В них обращает на себя внимание крайняя простота. Дом из камня здесь редкость. За исключением жилищ знатных вельмож, храмов и бань, обычно строятся они из дерева и глины. Уже позже я сталкивался с тем, что христианские здания приводили в изумление турок своей излишней прихотливостью. Видно, созерцание красоты и гармонии в архитектуре не слишком потребно турку.

Двухэтажные дома здесь принадлежали только состоятельным людям. Вторые этажи имели много окон и балконы. Крутые крыши, сложенные из красной черепицы, выступали над стенами, образуя широкий навес. Дома отгораживались от внешнего мира глухими стенами, балконы затеняли и без того узкие уличные проходы. А поскольку город раскинулся на холмах, везде сооружены были крутые лестницы.

Особняки же крупных торговцев и чиновников также не отличались особым изяществом и богатством внешней отделки. Даже дворцы вельмож внешне выглядели довольно просто, видимо, из страха вызвать ревность султана.

Мы поднимались все выше по холмам, пока не достигли резиденции султана — Топканы — этого бастиона безбожников, этого вражьего логова.

Здесь я вновь покидаю вас, ибо не смею далее пренебрегать своей службой. Обещаю, что продолжу сегодня же вечером.

Да хранит Вас Господь».

Пронзительные звуки фанфар возвестили о начале регаты. Десятки разноцветных, украшенных самым невероятным образом гондол тронулись с места. Гондольеры отталкивались от многочисленных соседних лодок, расчищая себе пространство для скорости. Их азартные крики раздавались над Большим каналом. По берегам толпились зрители. С восточной стороны вовсю кричали и размахивали шляпами Кастеллани, прозванные так в городе по названию старого замка дожей — Кастелло, а с западной не отставали от них Николотти, именовавшиеся так по названию церкви Сан-Николо дель Мендиколи.

Гондольеры заняли свои места на красных бархатных ковриках. Их костюмы, тщательно продуманные, заслуживали особого внимания. Пестрые габардины — короткие курточки — были расшиты особым узором и украшены яркими лентами. Небольшие шапочки украшались перьями, по которым можно было судить о нраве гондольера: маленькие — знак прыткого, стремительного и изворотливого; большие означали силу и напор.

Именно эти, последние, сейчас и устремились вперед. Так началась регата в день Фесты делла Сенсы, праздника «обручения с морем» — самого зрелищного из водных праздников Венеции. Это был праздник ее духа, ее вечной молодости.

На большой трибуне скопились патриции в длинных торжественных одеждах. Их костюмы поражали не столько богатством и роскошью, сколько обилием деталей — поверх бархатного жилета на них были надеты разнообразных цветов накидки, отделанные мехом куницы или бобра. Поверх накидок фигуры окутывали широкие плащи с золотой вышивкой. Плащи были искусно задрапированы на римский манер, их тяжелые складки спускались с левого плеча.

Когда гондолы скрылись из виду, восхищенные горожане увидели торжественный выезд дожа. Агустино Барбариго умел поражать послов всего мира величием Республики святого Марка. Но сегодня он, казалось, превзошел самого себя. Выезд Буцентавра — его огромной гондолы, обтянутой атласом и украшенной яркими восточными коврами, — был настоящим сказочным спектаклем. Его появление предваряли бесчисленные кораблики, перевитые цветами и гирляндами, с юношами и девушками на палубах. Повсюду слышалось пение десятков ангельских мальчишечьих голосов; воздух был напоен благовониями Востока и Индии, трепетали на ветру штандарты, богато расшитые золотом.

Обязательный элемент празднества — какой-нибудь удивительный механизм, установленный на корабле. На этот раз по Большому каналу вслед за Буцентавром двигалась огромная Вселенная, в открытой внутренности которой разыгрывалась аллегорическая пантомима из жизни божественных героев.