Жюльетта Бенцони - Слёзы Марии-Антуанетты

Вот почему, когда около пяти часов вечера их мучитель величественно приблизился к камере, он бросился к решетке с воплем:

— Почему до сих пор нет моего адвоката? Это произвол и беззаконие, черт возьми! И если вы будете по-прежнему держать нас здесь, не занимаясь толком своей работой, я подниму такой шум, что меня услышит весь квартал, и…

Он осекся. Комиссар жестом приказал своему подчиненному открыть дверь и направился к выходу, бросив через плечо:

— Вы свободны! Можете выметаться!

Не удостоив их больше вниманием, он вышел. Альдо и Адальбер, устремившись за ним, настигли его в кабинете, где комиссар уже сидел за столом и просматривал бумаги. Морозини, положив руки на стол, наклонился к нему и спросил:

— Быть может, вы все-таки объяснитесь? К мадемуазель Отье вернулся разум?

— Объяснять здесь нечего, — ответил полицейский с почти осязаемой неприязнью. — Жалоба была отозвана.

— Божьим соизволением?

— Вас это не касается. А теперь убирайтесь! Я уже устал от вас. Сейчас вам вернут ваши вещи!

— Надеюсь, вы не забыли о моей машине, — проворчал Адальбер.

— Не вижу причин держать ее у нас. Вот ваши ключи.

Адальбер схватил ключи и ринулся во двор. Через минуту он вернулся в полном бешенстве:

— Две шины проколоты, а у меня только одно запасное колесо! Я хочу знать, чьих рук это дело! — рявкнул он. — Ладно бы одна шина, но две? Это злой умысел…

— Просто невезение!

— И что я должен делать? Взвалить машину на спину и тащить ее до ближайшего гаража?

Альдо, отлучившись во двор, вновь появился в кабинете.

— Идем, — сказал он. — Тетушка Амели прислала за нами Люсьена. При гостинице есть гараж, твоей машиной займутся.

— Никто ничего не будет делать. Я не клиент отеля!

— Клиент, по крайней мере на сегодняшний вечер. Завтра вернешься в Париж свеженьким и чистеньким…

Смирившись, Адальбер последовал за другом. Действительно, во дворе их ждали сверкающий «Па-нар» маркизы, Люсьен и Мари-Анжелин, державшие в руках пыльники, которые призваны были скрыть грязную помятую одежду недавних узников.

— Анжелина, я вас расцелую, когда от меня не будет скверно пахнуть, — сказал Альдо, со вздохом облегчения надевая плащ. — Каким образом вы оказались здесь?

— Наша маркиза расскажет вам все сама и рассердится на меня, если я лишу ее такого удовольствия…

— У вас случайно не найдется расчески и одеколона? — спросил Адальбер. — Несмотря на эти одинаковые пыльники, публика, без всякого сомнения, обратит внимание на наш внешний вид. В холле наверняка пасется парочка журналистов?

— Не тревожьтесь! Мы пройдем через кухню…

Часом позже бывшие узники версальских застенков, приняв душ, побрившись и облачившись в вещи из гардероба Альдо, вошли в небольшую гостиную, где их поджидала маркиза. На столе стояло ведерко с бутылкой шампанского.— Я распорядилась приготовить бутерброды-канапе, чтобы вы смогли дождаться ужина. Этот полицейский, должно быть, морил вас голодом?

— Не совсем, но близко к этому, — сказал Адальбер, который не заставил себя просить дважды и тут же атаковал поднос.

— А ты, Альдо, разве не хочешь есть? — спросила она, увидев, что тот закуривает сигарету.

— Я могу немного потерпеть. Мне хочется узнать, как вы сумели за такое короткое время вырвать нас из когтей человека, который уже видел Адальбера и меня на скамье подсудимых в суде присяжных! Ведь эта молодая дуреха заявила, что мы проникли в ее дом с целью ограбления, хотя там и до нас все было перевернуто вверх дном и полицейские не нашли абсолютно ничего ни у нас в карманах, ни в машине Адальбера. Если бы вы видели этот хаос! По дому будто тайфун пронесся…

— Так я все видела, малыш, я видела собственными глазами! — сказала маркиза де Соммьер с лучезарной улыбкой.

— Да, мы видели, — подтвердила План-Крепен, — потому что мы там были.

— Но кто же вас туда отвез? — изумленно спросил Альдо.

— Наш дорогой полковник Карлов, разумеется!

Подобно всем, кто привык работать по ночам, бывший казачий офицер не мог засыпать рано. Он радовался этому маленькому домику на окраине Версаля прежде всего из-за своей жены Любы, которая была счастлива иметь свой сад и жить в более приличном, чем Сент-Уан, квартале. Об этом он сказал Альдо при первой же их встрече, но умолчал, что означает дом для него самого. Он был счастлив, что у спутницы его жизни будет неплохая крыша над головой, когда ему придется отправиться — как можно позже, разумеется! — на небеса, в голубые степи, где ждут его эскадроны кентавров, которых он так часто в своей жизни водил в атаку с шашкой наголо с лозунгом «За Царя и Отечество!». Карлов никогда не отправлялся в постель до полуночи. Если позволяла погода, выкуривал последнюю трубочку под единственным вишневым деревом, которым так гордилась Люба, наблюдал, как растут на грядках капуста и зеленая фасоль. В плохую погоду он оставался в крошечной гостиной, устроившись в удобном кресле, стоявшем между камином и столиком для самовара. Полковник прочитывал газету от корки до корки, вплоть до подписи выпускающего редактора, не забывая, естественно, кроссворда и подкрепляясь очень крепким чаем, в который подливал немного водки. Благодаря этому коктейлю он, добравшись до своей спальни, засыпал легким сном на пять-шесть часов. Люба находилась в соседней комнате, и он знал, что не потревожит ее. В доме было три спальни — настоящая роскошь! Конечно, это мало напоминало их особняк на Мойке, где они жили до Октябрьского переворота и имели не меньше пятнадцати лакеев. А теперь Любе с ее ревматизмом помогала лишь одна служанка — разумеется, русская! — которая приходила каждый день убираться или стирать, распевая при этом «Очи черные», «Ямщик, не гони лошадей» и другие прекрасные песни, но начинала всегда с заветного гимна «Боже, Царя храни!».

Итак, Карлов никогда не забывался глубоким сном и при малейшем шорохе садился в постели, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. А в эту ночь полицейские подняли изрядный шум, когда наводнили дом их соседки, о которой полковник знал лишь то, что она молодая, хорошенькая, одинокая и зарабатывает на жизнь уроками музыки. В пижаме и домашних тапочках он вышел на улицу, присоединившись к небольшой кучке любопытных, которых полицейские удерживали на расстоянии. Впрочем, не таком отдаленном, чтобы нельзя было не узнать Морозини и Видаль-Пеликорна: полковник увидел, как их ведут в наручниках и сажают в полицейскую машину. Соседи перешептывались, что этих грабителей схватили прямо на месте преступления.

— Грабители в смокингах и с орденом Почетного легиона (последнее относилось к Адальберу)? — негодующе спросил он. — Вы много таких видывали?