Сабрина Джеффрис - Маркиз должен жениться

— Не все. — Голос Стоунвилла смягчился. — Кроме того, мне не нравится, что мои братья и сестры будут вынуждены избрать себе спутника жизни преждевременно. Что, если за год они не успеют найти себе пару по душе, найти человека, к которому сумеют по-настоящему привязаться? Жениться без любви хуже, чем не жениться вообще. — Произнося это, Стоунвилл хмуро смотрел в окно.

Может быть, он уже был женат? Или это всего лишь теоретические рассуждения? Марии хотелось узнать больше, но она подозревала, что он не станет отвечать на такие вопросы. Да и не ее это дело. Если он желает избавить себя и своих близких от нежелательных браков, пусть так и будет, лишь бы он соблюдал свою долю обязательств.

Однако его циничные рассуждения о ее собственных перспективах привели Марию в раздражение. Он что, полагает, что ни один мужчина не захотел бы на ней жениться, если бы отец не «позолотил пилюлю»? Пусть она тоже иногда задумывалась о мотивах Натана, но ведь он всегда говорил, что женился бы на ней и без отцовского разрешения. Конечно, Натан никогда не говорил о любви, но Мария ни разу не видела, чтобы он флиртовал с другими женщинами. Вероятно, его чувства к ней были вполне искренними, хотя и не такими бурными, как о них пишут в романах.

Она нахмурилась. Беда лорда Стоунвилла в том, что он смотрит на мир сквозь черную вуаль. У него нет принципов, и потому он считает, что ни у кого их нет. Неудивительно, что его бабушка так беспокоится за него.

— Вы только посмотрите! — воскликнул вдруг Фредди.

Мария выглянула из окошка кареты и увидела хорошо освещенную группу строений в стороне от дороги.

— Как называется эта деревня? — спросила она лорда Стоунвилла.

— Это не деревня, — сердито ответил он. Тем временем лошади свернули на длинную подъездную дорогу, ведущую к сияющим в темноте огням. — Это Холстед-Холл, мое имение.

У Марии пересохло в горле.

— Но… Но там столько крыш…

— Да.

Ей показалось, что больше он не скажет ни слова, но лорд Стоунвилл помолчал и добавил:

— Дом относится к временам, когда было принято строить богатые дома именно так — приземистыми, растянутыми, как будто прильнувшими к земле. Генрих Восьмой подарил его первому маркизу Стоунвиллу в благодарность за службу. С тех пор в нем живет наша семья.

Было такое впечатление, что он вовсе не гордится таким домом и его историей. Марии казалось это нелепым. Как чудесно владеть таким удивительным домом! Особенно если учесть, что семья получила его в дар от короля!

— Вы не возражаете, если я спрошу, сколько здесь комнат? — Мария, наконец, осмелилась задать вопрос.

— Несколько сотен или что-то в этом роде.

— О Боже! — задохнулась она.

— Никто не считал дальше трех сотен. Мы приняли эту цифру на веру. После пятого внутреннего двора и десятого корпуса начинаешь сбиваться. Дом довольно большой.

Довольно большой! Надо же! Да это настоящий дворец! Мария и представить себе не могла, что кто-нибудь, за исключением царственных особ, может жить в таком великолепном сооружении.

— Наверное, его содержание обходится вам в копеечку, — робко заметил Фредди.

— Вы и представить себе не можете в какую, — мрачно пробормотал лорд Стоунвилл. — Со дня смерти родителей я впервые вижу его так хорошо освещенным. Одни только свечи… — Он нахмурился. — У нас гостит бабушка, и кто-то, черт возьми, хочет ей угодить.

Интересно, почему он так рассердился? Беседа становилась все более и более интересной.

— Но ведь вот же решение ваших финансовых проблем, — проговорила Мария. — Продайте дом, и вашей семье хватит денег еще на триста лет.

— Хотел бы я, чтобы его можно было продать, — с горечью ответил Стоунвилл. — В Англии существует закон о майорате. Это означает, что наследники, и я тоже, не могут продать собственность. Мебель и все, что в доме, тоже нельзя продать.

— Но ведь вы можете сдать его королю или еще кому-нибудь, — предложил Фредди.

— Боюсь, этот дом по карману одному только королю. Без огромного состояния такие хоромы не снять. Для нуворишей дом слишком стар, сейчас это немодно, меблировка тоже устарела. Можете мне верить, я пытался.

Марию удивило, что он говорит о своем поместье как о тяжком бремени.

— Полагаю, — сухо заметила она, — что владеть дворцом нелегко.

Он насмешливо приподнял бровь.

— Слепец слепцу глаза колет? Так, мисс Баттерфилд? Судя по вашим словам, вы вовсе не нищая. Ваш отец — крупный судовладелец, однако же вы оказались здесь почти без средств.

— Это правда, но мы никогда не жили во дворце.

— Я тоже почти не живу здесь. — Он снова отвернулся к окну. — Я редко сюда приезжаю. До недавнего времени дом стоял пустой.

— Почему?

Стоунвилл молчал. Мария решила, что ее не услышали, но он произнес:

— Некоторым домам лучше вообще исчезнуть с лица земли.

Такой ответ поразил девушку.

— Что вы имеете в виду, милорд?

Стоунвилл явно напрягся.

— Ничего. И не зовите меня «милорд». Так ко мне обращаются слуги. Не забудьте, вы моя невеста. — В голосе Стоунвилл а звучало раздражение. — Я буду называть вас Марией, и вам тоже следует обращаться ко мне по имени — Оливер.

Необычное имя для английского лорда.

— Вас назвали в честь драматурга? Оливера Голдсмита?

— Разумеется, нет. В честь пуританина Оливера Кромвеля.

— Вы шутите!

— Боюсь, что нет. Отцу это имя показалось забавным, особенно если учесть его собственную склонность к беспутству.

О Господи! Даже имя этого человека — вызов респектабельности, а ведь в его владениях может поместиться весь городок Дартмут.

Внезапно Марию охватила паника. Разве она может сыграть роль невесты человека, имеющего такой дом?

— А меня назвали в честь короля Фредерика, — вставил Фредди.

— Которого? — спросил лорд Стоунвилл — Оливер.

— А их разве много было? — удивился Фредди.

— По крайней мере, десять, — сухо сообщил маркиз.

Фредди задумался.

— Я точно не знаю.

В глазах Оливера сверкнули веселые искры. Мария сказала:

— Я думаю, тетя Роуз просто хотела найти имя, звучащее по-королевски.

— Вот именно, — обрадовался Фредди. — Просто король Фредерик, и все.

— Понимаю, — с серьезным видом отозвался Оливер, хотя его губы изогнулись в непроизвольной усмешке. Он перевел взгляд на девушку: — А ваше имя откуда взялось? В честь какой Марии назвали вас?

— Конечно, в честь Девы Марии, — сказал Фредди.

— Уж конечно. Мне следовало догадаться, — ответил Оливер, при этом глаза его странно блеснули.

— Мы католики, — пояснил Фредди.

— Моя мать была католичкой, — поправила его Мария. — Отец — нет. Но раз мать Фредди тоже католичка, то нас обоих воспитали в католической вере. — Мария не слишком серьезно относилась к этому вопросу. Отец был далек от религиозной исступленности, и дочери передался его скептицизм.