Эльза Вернер - Архистратиг Михаил

В те дни политическая атмосфера отличалась особенной напряженностью, и если публика почти не чувствовала ее, то военные круги были отлично осведомлены. Генерал Штейнрюк знал, что не имеет права отлучаться даже на несколько дней, так как в любой момент он мог понадобиться; долг главы семьи отступал перед долгом солдата. Но Рауль, разумеется, должен был сейчас же отправиться в замок, и ему, маленькому чиновнику, не могли отказать в кратковременном отпуске, тем более что сам министр, зная, как обстоит дело в семье Штейнрюк, заранее разрешил Раулю отправиться в замок, чтобы отдать последний долг матери своей невесты.

Генерал сидел в своем кабинете, еще раз перечитывая только что полученную телеграмму, когда ему доложили о приходе офицера из генерального штаба. У графа было мало времени для семейных дел, даже и в такие скорбные моменты ему непрестанно мешали, доклады, служебные депеши и предписания следовали непрерывной струей. Он приказал впустить посетителя, и вскоре в его кабинет вошел капитан Роденберг.

Генерал был неприятно поражен его появлением, хотя оно было вполне закономерно. С того момента, как Штейнрюк вмешался в ссору Михаила с Раулем, а Роденберг категорически отказался от признания каких бы то ни было родственных связей с дедом и кузеном, им не раз приходилось сталкиваться по служебным делам. Но во время этих чисто официальных свиданий они, разумеется, ни на одну секунду не выходили из деловых рамок: как и обещал генерал, Михаил встречал в нем с тех пор только начальника.

— Вы явились с поручением от вашего начальника? — спросил генерал.

— Нет, ваше высокопревосходительство, на этот раз я явился по личному делу и прошу уделить мне немного времени.

Штейнрюк был сильно изумлен. По личному делу? Значит, наверное случилось что-нибудь из ряда вон выходящее!

Он указал рукой на стул и сухо сказал:

— В таком случае говорите.

— Графиня Марианна Штейнрюк скончалась прошлой ночью...

— Вы это знаете? — перебил его генерал. — Откуда? С каких пор?

— Часа два.

— Но как это возможно? Я сам только сию минуту получил телеграфное извещение о смерти графини, еще никто не знает о ней, даже мой внук... Откуда же вы можете знать об этом?

— Мой старый учитель и друг, священник Санкт-Михаэля, известил меня телеграммой о кончине графини.

Это еще более удивило графа. Он резко сказал:

— В самом деле... очень странно! На каком же основании священник посылает вам известие о случае, который никоим образом не может интересовать вас? И почему вы получаете такое известие раньше родственников покойной? Все это так странно, что я должен просить у вас объяснений!

— Из-за этого я и пришел. Телеграмма была послана по распоряжению графини Герты.

— Вам?

— Мне.

Генерал побледнел. Ему вдруг вспомнилось, как однажды Герта, смеясь, сказала, что ее мог бы увлечь только такой человек, который похож на него, генерала. И он уже не в первый раз вспоминал эти слова. Тогда, когда Герта с такой страстной тревогой вмешалась в ссору Роденберга с Раулем, он тоже вспомнил о них. Когда же он пришел известить ее, что дело улажено, Герта разразилась таким потоком негодования на Рауля, что генерал был даже принужден спросить ее, за чью жизнь она дрожала, кого именно хотела уберечь своим вмешательством? Тогда Герта ничего не ответила опекуну, и ему пришлось спросить ее, помнит ли она, какие обязательства налагает на нее имя?

Как гордо выпрямилась она тогда, с какой твердостью заявила, что помнит и никогда не нарушит своих обязательств! Нет, тут что-нибудь не так, его тревога не напрасна! И генерал еще суровее спросил Роденберга:

— Что это значит? Как вы дошли до такой интимности с невестой графа Рауля Штейнрюк?

— Графиня Герта поручила мне потребовать у графа обратно слово, которое она дала ему! Это случилось бы уже давно, но тяжелая болезнь матери лишала Герту возможности предпринять что-либо, так как у смертного одра должно стихать все личное. Я понимаю, что может показаться бессердечным заявление о таких обстоятельствах в тот момент, когда Герта рыдает у трупа матери, но она сама потребовала этого от меня. Ведь наверное граф Рауль поспешит в ответ на это известие к своей невесте, а она не считает себя больше таковой и не может принять его в качестве жениха. Вот что мне поручено заявить вашему высокопревосходительству. Все другие объяснения будут даны впоследствии, так как теперь, конечно, не время...

— Чему это такому еще теперь не время, раз вы уже сказали самое худшее? — крикнул генерал. — Говорите до конца!

— Хорошо! Герта дала мне право быть ее представителем перед всей семьей. Я говорю от имени своей невесты!

Теперь все было сказано достаточно ясно и превзошло самые дурные ожидания графа. Даже тогда, когда он усматривал с этой стороны опасность, она казалась ему бесконечно далекой, а теперь весь его план рассыпался в один момент!

Все это так потрясло старика, что вместо того, чтобы обрушиться гневом на дерзкого офицера, он только мрачно, скорбно взглянул на него. Только тогда, когда Михаил с удивлением взглянул на генерала, он опомнился и накинулся на него с удвоенной яростью:

— В самом деле? И вы со спокойным выражением лица выкладываете мне такие возмутительные вещи! Вы как будто находите совершенно естественным, что обрученная невеста моего внука становится вашей лишь потому, что вы достаточно дерзки, чтобы протянуть к ней руки. За эту дерзость с вами посчитается Рауль, я же хочу только поставить вам на вид, что рука графини Штейнрюк — слишком высокая награда для какого-то Роденберга!

— Для меня не существует ничего слишком высокого среди того, чего вообще можно добиться, а любви Герты я именно добился! — холодно сказал Михаил. — Она лишь подчинялась до сих пор решению семьи, распорядившейся ее рукой в то время, когда сама она еще была ребенком. Но Герта ни в коем случае не может платиться несчастьем всей своей жизни за необдуманное согласие. От графа Рауля трудно ждать особенного сопротивления! Во всяком случае он потерял право считаться с кем-либо из-за своей бывшей невесты!

— Что это значит? Что вы хотите сказать?

— Об этом благоволите спросить лично самого графа. Насколько я вижу, вашему высокопревосходительству ровно ничего не известно, и мне противно быть доносчиком!

— Но я не желаю недомолвок и намеков! Я хочу знать, о чем вы говорите?

— О связи графа с Элоизой де Нерак!

Генерал вздрогнул. И с этой стороны он тоже всегда бессознательно боялся опасности!

— С Элоизой де Нерак? — растерянно переспросил он.

— С сестрой Анри де Клермона. Я не добивался этих сведений, даю честное слово! Я случайно напал на них! Таким образом, Герта требует от графа обратно слово, которое он со своей стороны давно нарушил, и я очень сомневаюсь, чтобы ему самому не было желательно разорвать эту помолвку. Если он сам не сделал никаких прямых шагов в этом направлении, то его, очевидно, сдерживал только страх перед дедом!