Елена Арсеньева - Последний дар любви

Сэр Чарльз оказался хорошим любовником и пробудил в своей подруге неугасающий аппетит к лакомствам подобного рода. Но вот беда – его время уже ушло! Его просто не хватало на эту пылкую штучку! Милорд довел себя (не без помощи Дороти, конечно) до удара и слег в постель, которую, увы, его любовница больше не имела возможности с ним разделять. Их интимные отношения сменились сугубо дружескими (дружба длилась много лет, до самой смерти лорда Грея в 1845 году). Однако огонек, зажженный в естестве графини Ливен, требовал теперь постоянного утоления. Супруг оказался пожарником никудышным – пришлось искать помощи на стороне.

Поэт Байрон был лишь одним из многих! Уже упомянутые учителя танцев успешно совмещали плавное скольжение в вальсе с исполнением куда более динамичных танцев. В разное время посетили ее постель также Джордж Каннинг и «железный герцог» Артур Веллингтон, этот бесподобный полководец, бабник и философ, обогативший мировую афористику несколькими удачными парадоксальными высказываниями: «Привычка в десять раз сильнее натуры», «Войну легко начать, но чертовски трудно закончить», «Самое ужасное, не считая проигранного сражения, это выигранное сражение». Также благодаря Веллингтону в моду вошли очень высокие сапоги, спереди закрывающие колени, названные «веллингтонами».

Многие любовники Дороти фон Ливен так и остались неизвестными, однако детей она считала долгом рожать только от мужа, поэтому глубоко не правы ее недоброжелатели (вроде леди Кэролайн Лэм, которая ревновала к Дороти не только своего любовника Байрона, но и мужа, лорда Мельбурна, и обоих не без оснований), называвшие графиню Ливен «безудержно сластолюбивой, не имеющей ни малейшего представления о нравственности».

Благодаря своему салону и любовникам, из которых она умело высасывала нежные чувства и информацию, Дарья Христофоровна теперь знала всё и вся!

Однако, к превеликому огорчению Дороти, она чрезмерно заигралась в политические игры, восстановив против себя сильных мира сего, из-за чего и вынуждена была покинуть Англию.

Сначала лорд Грей получал от нее только печальные, даже трагические послания. Затем настроение Дороти изменилось, и в письмах замелькали фразы, что не может быть лучше должности и занятий более интересных, чем воспитание наследника престола. Она счастлива находиться рядом с великим князем и будет любить его, как родного сына, более красивого молодого человека Дарья Христофоровна не видела, и счастлива будет та женщина, которую он полюбит.

Прочитав это, лорд Грей сначала не обеспокоился. Но когда и последующие послания оказались в том же роде, он озадаченно приподнял седые брови. Нечто большее почудилось ему в этих дифирамбах, чем просто восхищение наставницы воспитанником, который по возрасту годился ей в сыновья. Что-то билось в этих строках, ощущался в них опасный сердечный трепет, который насторожил сэра Чарльза. Ведь он знал Дороти двенадцать лет – видел ее насквозь.

«Господи спаси! – с ужасом подумал этот старый атеист. – Если бы сие написала другая женщина, я бы мог решить, что она просто влюблена в юного русского принца! Но Дороти… нет, не может быть! Я отлично помню, как она высмеивала леди Мельбурн, которая влюбилась в Байрона, бывшего младше ее на двадцать пять лет! А тут… сколько сейчас Дороти? Сорок девять? А принцу Александру? Шестнадцать? Тридцать три года разницы! Ох, глупости, какие глупости лезут мне в голову! Конечно, этого не может быть!»

Да, этого не могло быть и не должно было случиться, однако… случилось.

Наилучший рецепт сохранения молодости известен всем мужчинам: на склоне лет влюбиться в молодую красотку. Женщины порою тоже следуют ему, но, как правило, не расчетливо. Они бессознательно повинуются неясному влечению, странной сердечной скуке, которая вдруг начинает их одолевать, подчиняются красоте и обаянию юности.

Сначала в сердце рождается просто нежность, можно сказать, что и материнская. Затем тревога, когда женщина не понимает, что с ней творится, почему жажда видеть этого мальчика становится неодолимой? Потом приходит безгрешное, восторженное желание просто смотреть и смотреть в его глаза. Но в сердце уже жалит ревность ко всем без исключения юным девицам, возникающим в поле зрения этих глаз, мучает зависть к вульгарной свежести «этих дур». Женщина вдруг осознает, что от светлого, невинного обожания остался пепел, потому что в ее сердце уже пылает страсть… порочная, пугающая, недозволенная, постыдная.

Но в том-то и беда, что ей уже не стыдно! Она счастлива пробуждением своих темных желаний, как не была счастлива никогда в жизни.

И ее осеняет последний свет молодости. Она преображается. Близкие изумлены: столь красивой она еще не была! Жар любви придает такой блеск ее глазам, что они ослепляют окружающих! Все смотрят на нее с восторгом, и он тоже! И тогда она принимает желаемое за действительное. Забывает, сколько ей на самом деле лет, а главное, какие страшные запреты стоят между ней и тем, кого она любит… любит, как никогда не любила раньше! Она искренне верит в это. Верит, что только сейчас ее настигла первая любовь, которая почему-то прошла мимо в юности. Она готова душу дьяволу продать, чтобы заполучить его! Но дьявол не отзовется на ее мольбы и не придет. Счастлива та, которой хватит сил скрыть свою любовь, промолчать. Но если безумие уничтожило ее гордость и она решается на признание… Ей предстоит увидеть изумление, оторопь или даже страх в любимых глазах. А то и насмешку… И тогда она вновь пожелает продать душу дьяволу – за то, чтобы взять назад свои признания. Но дьявол не откликнется и теперь.

И тогда она поймет, что рану в сердце не залечить никогда. Возмечтает о смерти. Но смерть обычно остается глуха к мольбам тех, кто искренне зовет ее.

Но иногда она все же слышит этот зов и приходит – только ошибается адресом…

Именно тогда умерли оба младших сына Дарьи Христофоровны.

В их смерти она винила себя, решив, что этим ударом судьба наказала ее за безумную любовь к тому, кого она, по английской манере, называла принцем. Никто не знал о ее горькой и постыдной тайне. Все пытались утешить, развлечь ее, и особенно усердствовала в этом царская семья. В глазах Николая Павловича, императрицы Александры Федоровны, их детей она видела сочувствие. И лишь глаза принца были холодны и насторожены. Может, он и жалел ее, но еще больше боялся, потому что все знал…

И тогда Дарья Христофоровна уехала из России.

Она металась по Германии, которую никогда не любила, мечтала вернуться в Англию, однако Пальмерстон воспротивился этому. В конце концов Дарья Христофоровна приехала в Париж, где встретила многих старых друзей по политическим забавам и обрела новых. Так, у герцога Брольи, тогдашнего министра иностранных дел Франции, ей представили историка Франсуа Гизо.