Елена Арсеньева - Последний дар любви

Спустя годы Александру сделалось известно, что все могло бы сложиться иначе, если бы отец послушался совета… княгини Ливен!

Накануне войны Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, надеявшегося, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области шпионажа. Он не ошибался.

Княгиня сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежащего ее старинному приятелю Талейрану, между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками останавливался император Александр Павлович.

Салон княгини Ливен достиг наибольшего процветания и получил известность в Европе. Здесь собирались не только дипломаты, министры и посланники, но и замечательные ученые, писатели и знаменитости. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалета и любезностью, наибольший интерес для всех представляла сама княгиня. Она главенствовала над всеми, очаровывала умом, необыкновенной ясностью и силой мысли. Ливен обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она очень похудела, но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные, они сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grand dame… [10]

Дарья Христофоровна говорила отрывистыми фразами, произнося каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в сороковых годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant [11]всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, приведшее в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.

Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев являлся завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора… Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie [12]княгини Ливен, – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, будто начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось мнение, что никогда не возникнет союза между Англией и французским императором Наполеоном Третьим, племянником ненавистника Англии Наполеона Первого. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже, закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю было приятно узнать.

А между тем Наполеон Третий старательно искал любого предлога для войны с Россией. Это явствует хотя бы из того, какой скандал он старался раздуть из пустого спора о словообращении между императорами («добрый друг» или «дорогой брат»). Хватался за все поводы к ссоре, даже за самые ничтожные и искусственно создаваемые. Наполеон вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева, во Франции, да заодно и в Англии, это война против Николая.

Дарья Христофоровна была по-женски дружна с императрицей Евгенией и одновременно состояла в личной переписке с императрицей Александрой Федоровной, женой Николая. Она совершенно случайно узнала об избыточно-оптимистическом тоне депеш Киселева и попыталась предостеречь русскую императрицу. Однако Николай не зря называл жену «маленькой птичкой». В золотой клетке царского дворца она не хотела знать ни о чем дурном и предпочитала пожимать плечами в ответ на осторожные и настойчивые намеки Дарьи Христофоровны на русофобские настроения французского двора. А между тем княгиня внимательно следила за всеми парижскими настроениями и уже со страхом предвидела близкую войну.

Попытки Дарьи Христофоровны обратиться к императору напрямую сначала наткнулись на его неприятие, а когда дошли до него, было уже поздно.

Войну Дарья Христофоровна провела в Брюсселе, с великим трудом получив от Наполеона разрешение вернуться в Париж. Почему-то этого императора оскорбили ставшие ему известными настойчивые попытки княгини предостеречь Николая предотвратить войну, и он мстил Дарье Христофоровне. Вмешалась в историю с возвращением княгини Ливен в Париж и старательно подзуживала Наполеона и Виктория. Не следует забывать, что Англия участвовала в Крымской войне против России. «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми ровными зубами» осталась в прошлом и скоро забыла, сколь пылко она была влюблена в русского принца.

Хотя… кто знает? Может, она мстила княгине Ливен за то, что та грубо разрушила иллюзию ее первой любви легендой о чухонце?

Не везло молодому Александру с женщинами! Одна от великой любви предала его, другая – не по той ли же причине? – развязала войну против его родины.

Только в 1856 году, после окончания Крымской войны, закончились мытарства Дарьи Христофоровны, и она спокойно вернулась в Париж, поселившись вместе с Гизо (он не покидал ее в скитаниях) в том же особняке на Сен-Флорентан. Она печально встретила весть о смерти императора Николая и со смешанным чувством – о воцарении своего принца. Впрочем, и новые государь, и его матушка сумели оценить отчаянные, хотя и тщетные попытки княгини образумить русского императора и обратить его внимание в сторону надвигающейся опасности. Увы, Николай в последние годы стал живым примером крылатого выражения: кого боги хотят погубить, того они лишают разума.

Странно, но именно запоздалая благодарность венценосных особ стала причиной смерти Дарьи Христофоровны. Летом 1856 года вдовствующая императрица Александра Федоровна отправилась в Виртемберг, пригласив туда же княгиню Ливен. Отказаться было невозможно, хотя Дарья Христофоровна была простужена и чувствовала себя неважно.

Во время поездки она простудилась еще сильнее. Гизо поднял на ноги лучших врачей Парижа, а потом Европы, но вскоре Дарья Христафоровна умерла от изнурительного бронхита.

Александр вспоминал ее часто. Чем больше проходило времени с тех пор, как он узнал о ее любви, тем большим дураком – молодым, испуганным щенком! – казался он себе.

Это было неприятное воспоминание, и тем не менее он не желал избавляться от него. Память о княгине Дарье возбуждала его. Словно та неистовая страсть, которую она некогда питала к юноше, передалась ему, и наделяла неукротимыми любовными силами даже теперь, когда первая, да и вторая молодость его канули в прошлое.