Эмилия Остен - Королевский выбор

- Нет уж. Она влюбилась в твоего отца, еще будучи замужем за моим. Это называется прелюбодеяние. И ты об этом знаешь, хотя никто из нас об этом не говорит. Что ж! Прекрасное подтверждение тому, что тебе не стоит делать. Обратного пути не будет - разве что убить эту Чарити, дабы воссоединиться с той женщиной, которой наконец-то удастся обжечь твое сердце!

Совет опять начался вовремя - ну надо же! Рамиро занял свое место, остальные члены королевской семьи расселись, и лорд-распорядитель завел привычную речь. Сколько раз Рамиро слышал ее за свою жизнь? А сколько еще предстоит услышать?

- Как ты тут не засыпаешь от скуки? - прошептал ему Марко.

- Привычка.

Речь завершилась, снова взял слово Амистад, снова потекли плавные разговоры. Леокадия сидела, словно язык проглотив.

Вчера она правдами и неправдами вытаскивала из Рамиро сведения о Чарити, а он отговаривался, как мог. Меньше всего он хотел обсуждать с Леокадией свой возможный брак с леди Эверетт - а сестра настаивала. Она говорила все время о том, что идея хорошая, однако есть еще душа и сердце - их куда прикажете девать? Рамиро уже совершенно запутался. В конце вечера он сказал Леокадии, что не намерен сейчас жениться вообще, и оставил ее, рассерженную. Сегодня принцесса едва поздоровалась с ним. Он понимал, что сильно уязвил ее, однако полагал, что чувствам не место в политике. Чувства можно выражать в свободное время. Сейчас, когда решается судьба Фасинадо, - что толку от них?

Совет попросил Леокадию высказаться, и та произнесла пламенную речь, ничуть не хуже, чем говорил Рамиро. Он видел, что советники колеблются. Все-таки Леокадия - дочь Эстебана, а Эстебан… Доводы вертелись, как расхлябанное колесо повозки. У Рамиро что-то спрашивали, он отвечал. Выдвигал свои аргументы. Невозмутимо спорил. И понимал, что ему это надоело.

Он опасался, что Леокадия заговорит о возможном браке между нею и им. Что ему тогда ответить? Отказать ей публично? Тяжело и губительно для чести. Он еще не придумал достойный ответ, если Леокадия об этом все-таки заговорит, однако она нанесла неожиданный удар.

- Я отношусь к ситуации в стране ответственнее, чем принц Рамиро. Он имеет возможность раз и навсегда решить все наши финансовые проблемы, однако не пользуется им… по личным соображениям.

Совет затих. Было слышно, как глупая, одуревшая от жары муха бьется в стену и все никак не может выбраться на волю, туда, где цветочки, солнце и пот на толстых конских шкурах.

- Ваше высочество, - обратился к Рамиро Амистад де Моралес, - вы знаете, о чем говорит принцесса Леокадия?

Рамиро кивнул.

Ох, как же он этого не хотел.

- Вы не желаете нам… объяснить? Утаивать такие сведения от королевского совета по меньшей мере недальновидно. - Тон старика был сух. Амистад явно не одобрял принца, на которого поставил столь многое и которого все время поддерживал - а тут, видите ли, какие-то тайны.

Рамиро покачал головой и раскрытой ладонью указал на Леокадию - дескать, сама затеяла, сама и объясняй. Сестра порозовела: она не ожидала, видимо, что он предоставит ей слово. В конце концов, письмо она прочла, ей не предназначавшееся. Однако не такова была Леокадия, чтобы отступать. Она вздернула подбородок и заявила:

- Мне стало известно, что лорд Эверетт, о котором вы все здесь знаете, готов списать весь наш внешний долг и вложить деньги в экономику Фасинадо. С одним условием. - Она сделала драматическую паузу. Ах, как же хороша была Леокадия в этот миг! - Если наш принц Рамиро женится на дочери банкира, леди Чарити Эверетт.

Поднялся невероятный шум. Леокадия вскинула руку, призывая советников к вниманию, и постепенно изумленные и возмущенные возгласы утихли. Прежде чем Леокадия продолжила, заговорил Марко:

- Принцы Фасинадо никогда не женились на чужестранках!

- Ваше высочество, - сказал первый министр, - при всем уважении, первая правительница острова была чужестранкой.

- И христианкой, что еще лучше, - хмыкнул граф Фуэнтес. - И вообще все мы приплыли сюда с материка. И еще две испанские принцессы. Это всего лишь традиция, которую можно нарушить. Эверетт и вправду обещает списать долг?

- Он клянется в этом. Однако если уж речь о долге, - Леокадия бросила очередной пламенный взгляд на Рамиро, - то принц не желает его исполнить. Это не первый раз, когда лорд Эверетт предлагает данную… сделку. Три месяца назад, во Флоренции, принц отказался.

Снова все зашумели. Рамиро слушал. Как сказал бы тот самый Эверетт, который поминался через слово, акции принца стремительно падали. Он сам знал, что неправ. Обмануть отца, обмануть совет, никому не сказать, когда так просто, так легко можно все разрешить… Но стоило вспомнить глаза Чарити Эверетт, как что-то комом вставало в горле. Брак по договоренности, когда Рамиро всегда полагал, что женится по любви.

Глаза Чарити… Можно утонуть в этих голубых глазах.

Леокадия вчера была чрезвычайно уклончива. Она, конечно, вроде бы одобряла идею, однако играла… на себя? Чего она хочет на самом деле, его знакомая и незнакомая сестра? Влюблена ли она? Что значит ее демарш? Она выставила Рамиро человеком, который не думает о своей стране, хотя только о стране он думает днем и ночью. Господи, как… как все это могло так запутаться? Проклятый гордиев узел.

Рубить. Только рубить.

Рамиро встал. Люди умолкали один за другим, глядя на него. Что-то происходило в зале совета, как тогда на площади, что-то такое, чему нельзя противостоять.

Рамиро помолчал и сказал негромко в звенящей, натянутой тишине:

- Я возьму в жены леди Чарити Эверетт, если так нужно для блага Фасинадо. Я буду ей верным мужем, обязуюсь почитать и любить ее до конца своих дней. Исполню свой долг и все брачные обеты. Сегодня же я готов отослать гонца к лорду Эверетту.

Леокадия, которая при всем желании не могла жениться на Чарити, сжимала и разжимала кулаки. Рамиро повернулся к ней спиной.

Амистад де Моралес, старый лис, поднялся, поклонился и сказал:

- Ваше величество…

Конечно, Чарити не стала рыдать три дня после отъезда принца Рамиро. Она даже часа не смогла проплакать. Во-первых, слезы кончились, а во-вторых, ей не хотелось пугать отца. Вряд ли она сможет внятно объяснить ему, из-за чего плачет. Девушка и себе этого объяснить до конца не может. В Рим путь был недальний, и Чарити почти не заметила дороги. Каждую ночь ей снилось странное место: тенистый внутренний дворик, бассейн и фонтан посередине, виноградные лозы свисают с черепичной крыши, нежно-розовый мрамор в лиловых прожилках, уже стертые от времени ступени. И стены: стены, сплошь покрытые фресками, изображающими синие дали и просторы лугов, горы и море, словно окна, открывающиеся в иной мир. Иногда она там одна, сидит на мраморной скамье, застеленной легким покрывалом, и смотрит на воду, которая, чуть слышно журча, стекает из бассейна в отводную трубу. Иногда на Чарити обычное белое платье, в котором она ходит днем, муслиновое, незамысловатое. Но чаще… Чаще это тонкой выработки шелк глубокого синего цвета, по краю бежит замысловатый вышитый узор, в котором меандры сплетаются со стилизованной чайкой, золотые шнуры обхватывают талию и скрещиваются на груди и спине, плотно прижимая нежную ткань к коже. Волосы свободно распущены, спадают по спине почти до талии, а запястья охватывают тяжелые браслеты светлого золота. Пахнет морем.