Элизабет Роллз - Служанка в высшем свете

Верити скорчилась в тени дымохода, наблюдая сквозь колышущуюся завесу дождя, как два человека — не более чем два сгустка более плотной черноты в кромешной тьме — перетаскивали свою ужасную ношу от дома к повозке. Ну, раз-два, взяли…

Послышался глухой стук, когда мужчины забросили тело на задок тележки.

Сердце ее сжалось. Пожалуйста, осторожнее!

— Отлично. Еще что, Джейк?

— Да… О, подожди, а где же?.. — Джейк забрался в повозку и пошарил вокруг. — Нету. Вот те на, Билл.

— Что такое?

— А то, что мы чуть не забыли чертов кол. Нельзя ничего забывать, а то пастора удар хватит.

Его товарищ коротко фыркнул в ответ:

— Ну, так тащи его сюда! Все? Ну, поехали. Скорее бы отделаться. Скверное это дело… Но куда деваться, приказано — значит, исполняй.

Приказано. У нее все задрожало внутри, когда повозка, громыхая, покатилась прочь. Выскользнув из тени, Верити последовала за ней.

В конце деревенской улицы послышался торопливый перестук копыт, заставив ее поспешно юркнуть под крытые ворота церковного кладбища.

Когда всадник неспешным шагом двинулся за телегой, она подавила яростное рыдание. Это его не касалось! Он что, хочет поделиться скандальной историей со своими друзьями?

Щурясь и моргая от попадающих в глаза капель дождя, она покинула деревню вслед за телегой и всадником.

Дождь быстро промочил насквозь старенький плащ, проморозив ее до костей. Она неудержимо дрожала, отчаянно делая вид, что причиной тому был простой холод и что бояться ей нечего.

Наконец телега достигла перекрестка. Дрожа от усталости и холода, Верити спряталась в кустах, присев на мокрый дерн и едва ли замечая, что ветви ее царапают, а по спине стекают ледяные струйки воды. Трясущейся рукой она убрала со лба мокрые спутанные волосы и выглянула из своего убежища. По крайней мере, дождь перестал, и в облаках образовались прорехи, в которые пробивался неверный, болезненный свет луны.

Фонарь поставили на землю, и свет его блестел в луже. Рядом с ним она увидела темный зияющий провал.

Один из мужчин наклонился над ним и выругался:

— Дьявол раздери! Проклятая яма наполовину заполнена водой. Господи! Что за дрянная работа!

— Не важно, — ответил другой. — По крайней мере, нам ее сейчас не копать. Бросим его туда, и конец делу. Говорю же — скорее надо с этим покончить. Ну-ка, помоги…

Верити не отрывала взгляда от повозки, к которой направились двое мужчин.

— Подождите. — Незнакомец спешился. — Я опущу его в могилу.

Душившие ее рыдания вырвались наружу. Как он смеет? Так, значит, она осуждена взирать на то, что несчастное тело, лежащее на повозке, из праздного любопытства положит в могилу незнакомец?

Преодолевая переполнявшее ее отчаяние, она готовилась увидеть, как труп будет небрежно сброшен в грязь. Боль пронзила ее, когда незнакомец опустился на колени прямо в слякоть и осторожно стал спускать тело к месту его последнего упокоения. Слабый всплеск сказал ей, что дело сделано, и поразило, бережнее, чем она ожидала. Потрясенная, Верити наблюдала, как человек выпрямился и бросил что-то на тело.

До нее донесся глубокий голос, негромко произносящий слова:

− Мы предаем его тело земле…

− Эй, вы! − прервал его возмущенный крик. — А ну, прекратите! Пастор же приказал не молиться! Тот, кто наложил на себя руки…

− К дьяволу пастора с его приказами! Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху… — Глубокий голос растворился в тишине, и слезы благодарности смешались с дождем на щеках Верити.

Кем бы он ни был, он оказался ее единственным другом в этой кошмарной тьме, и она станет молиться за него до последних дней своей жизни.

Старший из двоих мужчин неуверенно заговорил:

— Вам бы лучше отойти в сторону, сэр. Если вы не хотите и в этом тоже поучаствовать.

— Нет, благодарю. — Незнакомец отшатнулся назад, его голос звучал хрипло. — Разве вы не можете оставить сейчас беднягу? Просто скажите пастору, что все исполнили. Этот призрак не будет беспокоить вас. Оставьте его в покое!

— Нет, сэр, — твердо ответил мужчина. — Пастор рассказал, как все должно быть сделано. Вам теперь лучше уйти. Это скверное дело, но его надо закончить.

Грубое ругательство прозвучало в ответ, и незнакомец отступил.

Почти лишившись чувств, Верити ничком легла на землю, не заботясь о том, что мороз охватил все ее тело. Даже когда она осознала, что они уже засыпают могилу, стук молота все еще отдавался в ее душе, повергая ее в безжалостные мучения.

Оставалось только ждать, пока они уйдут, чтобы она смогла попрощаться.

И вот, наконец, все удалились, и Верити, прислушиваясь к последним затихающим шлепкам копыт по лужам, выползла из кустов, разминая закоченевшие мышцы.

Отчаянно зарыдав, она упала на колени в грязь.

— Ах, папа, прости меня! Я не понимала… Папа… Прости… Я не хотела этого… Я люблю тебя…

Все еще плача, она полезла в сумку и достала свои подношения. Пусть малые и жалкие, но это все, что она могла сделать. Если бы она поставила крест, хотя бы самый скромный, его бы снесли. Даже букет цветов уберут, если кто-нибудь его увидит.

Стараясь быть незаметной, она принялась копаться в мокрой холодной земле, подготавливая ее для своего тайного венка. Он простит ей… он должен. Он любил ее когда-то.

— Что, черт возьми, ты собираешься там найти, собака? Жалкие безделушки? Я слышал, как ты шел за нами всю дорогу. И вернулся, чтобы вышвырнуть тебя.

Резкий голос ударил Верити, точно кинжалом, и она закричала, пораженная ужасом, когда ее грубо схватили за плечо и рванули так, что она беспомощно упала на грязную могилу. Незнакомец откинул ее капюшон.

— Господи Боже! Ты девочка, дитя! Какого черта ты здесь делаешь? Кто ты?

— Я… я Верити. Верити Скотт. Он… он… — Рыдания вновь перехватили ей горло.

— Верити? Тогда… вы его дочь. — Суровость исчезла, сменившись ужасом и состраданием. — О чем вы думали? Вам ни в коем случае нельзя было сюда приходить! Сколько вам лет, ради бога? — Дрожащей рукой он отвел с ее лба мокрые спутанные пряди волос, проявив неуклюжую нежность.

— П-пятнадцать…

Пятнадцать? О, дьявол! Я должен вернуть вас и деревню, пока никто не хватился. Пойдемте. Я посажу нас на своего коня.

Он поднял ее без усилий, вырвав из оцепенений. Верити принялась отчаянно отбиваться и, наконец, неловко свалилась прямо ему под ноги.

— Нет! Еще нет! Я… я принесла семена колокольчиков, — прошептала она, слепо глядя вверх, в затененное лицо. — Они уберут крест или… или что-нибудь еще. А луковицы не зацветут до весны. Может быть, никто не догадается. Тогда, если… если я смогу однажды вернуться, у меня получится найти его…