Александра Хоукинз - Жар ночи

— Ночной шалости?

Син отвернулся, чтобы она не заметила его ухмылки. Возмущение девушки не только разогрело кровь ей самой, но начинало понемногу горячить и его — во всяком случае, отдельные части тела. Наверняка эта древесная колдунья злилась из-за того, что он смеет отчитывать ее, когда сам попался на проказах с чужой женой. «А интересно, — подумал он, — что бы она сказала, если б я признался, что напрочь забыл об Эбби, стоило мне поймать ее взгляд в густой кроне?» Неверной рукой он коснулся ее ноги. Интересно, как бы она отреагировала, если бы в этот самый момент он опустил голову и стал орудовать языком в ее подколенной впадинке?

Алексиус с трудом сдержал смешок.

Она, наверное, попыталась бы лягнуть его в самовлюбленную морду своей изящной ножкой.

Как же он был жалок! Плотское желание в момент доводит мужчину до помутнения рассудка, причем такого серьезного, что даже от мысли о нанесенном красоткой ударе член непроизвольно встает.

Возбужденный до предела, Алексиус готов был на все, лишь бы доказать этой невинной малышке, что ярость быстро превращается в слепую страсть. Синяки и царапины того стоили бы.

— У меня были веские основания вскарабкаться на это дерево, мистер Син, — сказала она, даже не подозревая о его внутренней битве. — Вам, возможно, нелегко будет в это поверить, но все они никоим образом не были связаны ни с вами, ни с леди Леттлкотт!

Губы его искривились, как будто он сделал громадное усилие, чтобы не рассмеяться над ее дерзостью.

— Значит, теперь я могу присовокупить шпионаж и подслушивание к растущему списку ваших прегрешений.

Син сочувственно похлопал ее по икре, на что она, к его вящему удовольствию, зарычала диким зверем. Он же откликнулся лишь хриплым смешком.

— Ну-ну, я же вас дразню, и только. Между прочим, можете называть меня просто Син: после всего, что мы пережили вместе, обойдемся без формальностей. А как прикажете обращаться к вам?

Она проигнорировала его вопрос. Син был бы до глубины души разочарован, если бы она сама шла к нему в руки. Обиженная блондинка закрыла глаза, не желая видеть, как он к ней прикасается, а он постарался, чтобы его прикосновения были как можно легче и невинней. От этого занятия его отвлекал лишь тонкий женственный запах, приносимый вечерним ветром. Она пахла смятыми ореховыми листьями, древесиной и фиалками. В данный момент ему хотелось одного: зарыться лицом меж ее чреслами и познать те запахи, что были свойственны исключительно ей.

Тело ее затрепетало от ласкового нажима умелых пальцев.

— Вы замерзли? — вежливо осведомился он. — Накиньте мой смокинг.

Она открыла глаза и чуть изогнула шею, чтобы наблюдать за тем, как он выпутывает ее платье из хватких ветвей.

— Очень любезно с вашей стороны, но я согреюсь, когда вернусь в дом.

— Стало быть, вы гостья Леттлкоттов.

Слегка заинтригованная, она вопросительно вскинула брови.

— А вы приняли меня за служанку?

Син покачал головой, не отрываясь от решения своей непростой задачи.

— Нет-нет. Ваша речь и убранство слишком изысканны. — Он не стал говорить, что Эбби — особа немного тщеславная, а потому не потерпела бы в доме прислуги красивее себя. — Однако я подозревал, что вы попробуете солгать.

— Это еще зачем?

Не упуская ни единого ее движения, Син краем глаза уловил, что она пытается размять затекшую шею и прижимается щекой к плечу, чтобы избавиться от дискомфорта.

— Я не намерен с вами откровенничать.

Когда Син провел по ее подвязке подушечкой большого пальца, Джулиана на несколько мгновений перестала дышать.

— Вас не так легко забыть, как вам кажется, таинственная колдунья. Ваша кожа сияет в лунном свете. Ваши волосы — золотой шелк, а губы походят на спелую землянику. Глаза ваши…

Но тут она его перебила:

— Молю вас: больше ни слова! — Опершись на локоть, она попыталась удобней усесться на ветке. — Глупец, вы ведь даже не видите цвета моих глаз! — безжалостно подколола она подхалима. «А этот трепет в груди, — уверяла она себя, — этот трепет порожден лишь раздражением, а не его мастерской лестью. Наверняка он отвешивал такие комплименты каждой женщине, встретившейся ему на пути». — Даже я не вижу, какого цвета у вас глаза!

Тело его вдруг напряглось — и ее охватила тревога. Вдруг она зашла слишком далеко?

Наконец он продолжил:

— Тогда рискните — придвиньтесь ко мне поближе. — Из-за резкости его тона ей даже захотелось извиниться. Но прежде чем она успела это сделать, он добавил: — Вот вы и свободны.

Не спрашивая разрешения, Син снял ее с ветки и с поразительной легкостью взял на руки. От него исходило такое тепло, что Джулиану инстинктивно потянуло к нему: тогда ее продрогшие члены смогли бы это тепло впитать. Осознав, что он уловил ее безрассудный порыв, она застыла в его объятиях.

— Вы слишком крепко меня стиснули, — прошептала Джулиана, уткнувшись лицом в его смокинг.

Чуть слышно выругавшись, Син спрыгнул со скамейки, и тела их с силой столкнулись в этом прыжке; Джулиана беспомощно клацнула зубами.

Она зажмурилась и теперь уже ни за что не открыла бы глаза.

— Можете поставить меня на землю.

— Какого цвета у меня глаза?

Вопрос застал ее врасплох — и она таки посмотрела на него. Посмотрела ему прямо в глаза. В ее распоряжении был лишь тусклый лунный свет и фонари, горевшие вдали, но зрение уже свыклось с полумраком. Она могла достаточно хорошо рассмотреть Сина. Под длинными темными ресницами, за ослепительной белизной белков таились острый ум, блистательный юмор и эмоциональное напряжение, причины которому она найти пока что не могла. Син уже доказал, что способен на добрые поступки: он не сдал ее леди Леттлкотт, когда имел такую возможность, и не бросил Джулиану, когда та от стыда за свою неловкость позволила себе грубость. Графиня говорила, что Син может быть жестоким, и подвергать ее слова сомнению не было причин. Она ведь была знакома с этим человеком гораздо ближе, чем Джулиана когда-либо осмелилась бы.

Впрочем, он спрашивал не об этом.

— Карие, — сказала она, приблизившись к нему. — Нет, погодите. С темно-зеленым оттенком и даже, пожалуй, с золотом. Ореховые.

Ореховые.

Совсем как это дерево.

Неужели такова ее судьба — угодить в капкан Сина и не суметь из него выбраться?

Радостная улыбка растаяла на ее лице: в тот самый момент она поняла, что губы Сина отделяет от ее губ лишь тончайший слой воздуха. Сильного порыва ветра было бы достаточно, чтобы утолить ее любопытство и покончить с доселе безотчетной мукой.

Нет, так нельзя. Он ей не подходит. Он может быть женат, он может быть повесой, он может быть охотником за приданым. Матушка давно все спланировала в жизни Джулианы и ее сестер, и кем бы Син ни оказался, в эти планы он явно не вписывался. Джулиана прокашлялась, отгоняя наваждение. Смущенно заморгав, она отвернулась и устремила взгляд в землю.