Мэри Брэддон - Тайна леди Одли

— Меня известили, что он хочет повидаться со мной, — сказал Роберт.

— Знаю, — кивнув головой, сказал мистер Доусон и скептически добавил: — Причуды больного воображения, не более того. Вы вытащили парня из горящего дома, вы сделали все, чтобы спасти ему жизнь. Человек он грубый и невежественный, но чувство благодарности не чуждо и ему, и то, что вы сделали для него, не выходит у него из головы.

Они вышли из приемной. Мистер Доусон закрыл за собой дверь.

Доктор повел адвоката по тихой улице, затем они свернули в переулок, и в конце его Роберт Одли увидел тусклый желтый квадрат: это светилось окно, за которым умирал Люк Маркс.

Мистер Доусон поднял щеколду и вошел в дом. В гостиной на столе горела длинная сальная свеча. Больной лежал в спальне на втором этаже.

— Сказать ему, что вы пришли? — спросил мистер Доусон.

— Да, пожалуйста. Боюсь только, что он разволнуется. Мне не к спеху, я могу подождать. Потом дадите мне знать, и я к вам поднимусь.

Мистер Доусон кивнул головой и, стараясь не шуметь, поднялся наверх по узкой деревянной лестнице.

Роберт Одли сел в кресло у погасшего очага и, скорбно осмотревшись вокруг, принялся терпеливо ждать. Вокруг стояла гнетущая тишина, нарушаемая только монотонными звуками часового механизма.

«Тик-так! Тик-так! Сиди и жди! Тик-так! Тик-так! Сиди и жди!» — почудилось вдруг молодому человеку, и ему безумно захотелось швырнуть в часы шляпу и остановить маятник.

— Люк проснулся, — послышался сверху, с лестницы, приглушенный голос доктора. — Люк Маркс проснулся и хочет видеть вас.

Роберт живо вскочил с места и поднялся на второй этаж.

Фиби Маркс сидела в ногах кровати и не отводила глаз от мужа. Она смотрела на него с ужасом, и было видно, что больше, чем потеря супруга, ее страшит приход смерти. Мать Люка стояла у очага, подогревая куриный бульон. Люк лежал, обложенный подушками; его грубое лицо было бледным, а огромные руки беспокойно метались по широкому одеялу.

Увидев на пороге Роберта Одли, Фиби торопливо бросилась к нему.

— Погодите, сэр, позвольте, я вам кое-что скажу, прежде чем вы станете говорить с Люком, — сбивчиво и горячо прошептала она.

— Какого черта! — прорычал Люк Маркс, в котором даже болезнь не умерила его всегдашней грубости. — Какого черта! Вечно она хитрит, юлит и обманывает меня. Надоело! Я не малое дитя, и могу сам за себя держать ответ. Чего она ему там говорит? — спросил он, обращаясь к матери.

— Ничего особенного, родной мой: она рассказывает джентльмену о том, как ты себя чувствуешь, — примирительно ответила женщина.

— Я чего хотел ему сказать, все равно скажу, и не надо мне рот затыкать!

— Конечно, милый, все будет, как ты хочешь, — прежним тоном отозвалась его мать.

Люк устало закрыл глаза и снова впал в забытье, а Фиби, выведя Роберта из комнаты на узкую лестничную площадку, снова зашептала:

— Сэр, я думаю, у Люка после всех переживаний совсем помутился разум! Он никого ни в чем не подозревает, иначе рассказал бы об этом всем и каждому, но, сэр, он настроен против миледи, ужасно зол на нее; он твердит, что, если бы она дала ему достаточно денег на обзаведение, мы бы поселились где-нибудь в Брентвуде или Челмсфорде и всего этого бы не произошло. Ах, сэр, умоляю, выбирайте каждое слово, когда будете говорить с Люком!

— Да-да, понимаю; я буду осторожен.

— Я слышала, миледи покинула Одли-Корт.

— Да, это так.

— А когда она вернется, сэр?

— Никогда.

— Но там, где она теперь, ей не будет плохо?

— Не беспокойтесь, там с ней будут хорошо обращаться.

— Простите за расспросы, но мне это небезразлично, сэр, потому что миледи всегда была мне доброй хозяйкой.

В это время Люк Маркс пришел в себя.

— И когда эта баба кончит болтать? — раздался из-за дверей его хриплый голос.

Фиби испуганно взглянула на Роберта и прижала пальчик к губам. Затем она тронула его за рукав, и они вернулись в комнату.

— Выйди вон, — решительно потребовал Люк, увидев жену. — Пошла вон: тебе незачем знать то, что я скажу. Убирайся вниз, в гостиную, и забери с собой матушку. Я буду говорить с мистером Одли с глазу на глаз!

— Да не посягаю я на твои секреты, Люк, — направляясь к выходу, промолвила Фиби, — и, конечно же, я уйду. Но, надеюсь, ты не станешь возводить напраслину на тех, кто был так добр и так щедр к тебе.

— Что захочу, то и скажу, — прохрипел Люк. — Выискалась, понимаешь, командирша на мою голову… Пошла вон!

Что и говорить, даже лежа на смертном одре, бывший хозяин постоялого двора не изменил своим всегдашним привычкам и был все так же невыносимо груб и деспотичен. Но все-таки что-то изменилось в его нелюдимой душе, и сейчас, облизнув побелевшие губы и взглянув на Роберта глубоко запавшими глазами, он указал ему на кресло возле себя и сказал:

— Хоть я и не из благородных, мистер Одли, но обошлись вы со мной как с джентльменом. Я был пьян в стельку, когда случился пожар, и ежели бы не вы… Словом, спасибо за все. Я сроду не благодарил людей вашего круга, даже тогда, когда было за что, потому что, бросая объедки с барского стола, они всякий раз устраивали такой шум, что хотелось швырнуть им ихние подачки обратно… Но ежели джентльмен, рискуя собственной жизнью, вытаскивает тебя из огня… Я знаю — по докторовой физиономии вижу, что жить мне осталось недолго, и потому, умирая, я говорю: спасибо вам, сэр; премного вам обязан, сэр.

Люк Маркс вытянул левую руку — правая, обожженная, была обернута куском полотна — и подал ее Роберту Одли.

Подхватив его кисть обеими руками, молодой человек сердечно пожал ее.

— Ну что вы, что вы, мистер Маркс. Рад был помочь вам всем, чем мог.

Люк Маркс умолк на несколько минут, затем, внимательно взглянув на Роберта, сказал:

— Того джентльмена, который пропал, прибывши с вами в Одли-Корт, — ведь вы его очень любили, не так ли, сэр?

Роберт Одли вздрогнул.

— Я слышал, вы очень любили этого мистера Толбойза, сэр, — повторил Люк.

— Да, он был моим лучшим другом.

— Слуги из Одли-Корт говорили, что вы места себе не находили, когда он пропал. Говорили, что вы с ним были навроде как братья. Так ведь, сэр?

— Да-да, все это так. Прошу вас, не нужно больше об этом. Если вы послали за мной, чтобы сообщить что-нибудь о моем утраченном друге, не утруждайте себя — сил у вас и без того мало, не доставляйте мне лишней душевной боли. Худшее, что вам известно о женщине, которая причастна к этому, я узнал от нее же самой. Мне слишком многое известно об этом темном деле, и вы не расскажете мне ничего такого, чего бы я уже не знал.

На губах умирающего заиграла слабая улыбка.

— Так уж и ничего? Вы в этом уверены?

— Уверен.

С минуту Люк молчал, затем, собравшись с силами, спросил: