Оливия Клеймор - Французская Мессалина

Маркиза Помпадур поняла, что проиграла молодой, напористой и развращённой куртизанке и удалилась в своё поместье в Сен-Дени. С каждым днём она чувствовала себя всё хуже.

Единственное развлечение, которое позволяла себе маркиза в таком положении – это переписка с графом де Лаваль. В одном из писем она писала бывшему любовнику:

«…Мне жаль, Кристиан, что мои надежды на Чёрную мессу не оправдались. Я задаю себе один и тот же вопрос: неужели и Дьявол отвернулся от меня? Хотя это кажется мне странным… Возможно я воспринимала мессу как театральное действо, не до конца поверив в её силу. И, увы, сила моей веры была не достаточной, чтобы сотворить тайну чёрного обряда. Если «Он» не принял меня, отчего тогда помогает мадам Дю Барри? Оттого, что она более достойна «Его» покровительства? Может быть, я была не достаточно развращена и не достаточно духовно пала на тот момент? Но ведь помог «Он» осуществиться мечтам мадам Монвуазен, которая получила во владение замок дю Плесси и титул баронессы… По словам доктора, который был предельно откровенным: мне осталось жить не более года при соответствующем уходе. Прошу тебя, Кристиан, вспомни дни нашей молодости, не дай мне умереть в одиночестве!»

Спустя год маркиза Помпадур умерла, около её смертного одра присутствовал только граф де Лаваль.

Версаль продолжал жить привычной жизнью, предаваясь роскоши и всепоглощающей любви. Людовик недолго скорбел, получив известие о смерти маркизы Помпадур. Графиня Дю Барри быстро отвлекла изощрёнными умелыми ласками венценосного любовника от скорбных мыслей.

Она затеяла представление в античном стиле, где собиралась появиться перед королём и его свитой в весьма пикантном виде. Представление планировалось разыграть в одном из павильонов Версаля. Графиня Дю Барри изображала Бахуса, бога вина, её ноги были почти обнажены, грудь слегка скрывала прозрачная туника, а спина и вовсе открывалась на всеобщее обозрение.

Молодые придворные дамы согласившиеся принять участие в этом представлении, предстали перед мужскими взглядами как Наяды и Купидоны, но в более скромных нарядах. Чаровницы пели и аккомпанировали себе на различных музыкальных инструментах.

Увы, но мадам Дю Барри не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, но, как выяснилось, могла вполне прилично петь. Она, окружённая совей античной свитой, прилегла на мнимый берег ручья, приняв весьма соблазнительную позу, и запела:

Людовик любовался своей фавориткой, ещё раз убеждаясь в правильности выбора: она была настолько хороша, что он почувствовал острое желание овладеть ею…

В этот момент инициативу перехватила античная свита Бахуса:

Людовик едва выдержал сие представление, поспешно удалившись с фавориткой за кулисы.

Королевская чета вот уже несколько месяцев была поглощена весьма важным занятием: выбором невесты для дофина из правящих домов Европы.

Королевскому отпрыску недавно минуло восемнадцать, но он был вял и практически не проявлял интереса к женщинам, словом, представлял полную противоположность своего деда Людовика Возлюбленного.

Королева Мария была обеспокоена этим обстоятельством и дала поручение верному человеку, дабы тот научил дофина обращаться с женщиной. Когда же доверенное лицо отчитывалось перед королевой, несколько приукрашивая способности её возлюбленного внука, она окончательно решила: невеста должна быть очень молодой и совершенно неопытной. Поэтому выбор французской короны пал на австрийскую эрцгерцогиню Марию-Антуанетту из рода Габсбургов.

Встреча невесты и празднества по этому поводу, а затем и свадьба, поразившая своей пышностью не только Париж, но и всю Европу, обошлись казне в баснословную сумму. Не забыл король и о своей фаворитке, так как она была уже давно официально представлена двору, она появлялась рядом с ним на всех церемониях. Наряды и драгоценности прекрасной Мессалины заставили роптать даже королевский двор. Королева по этому поводу даже пожурила своего супруга, правда в сдержанной форме.

Дофина прекрасно видела за кого вышла замуж: её супруг был крайне безиниациативным в постели, с трудом выполняя свой супружеский долг. Поэтому Мария-Антуанетта, зная о положении графини, обратилась к ней за советом.

Графиня Дю Барри посоветовала дофине опытного и искушённого в любви графа Филиппа де Турней, пользовавшего в последнее время особенной благосклонностью Его Величества. Отбросив излишние формальности, дофина и де Турней стали любовниками. Вскоре, через несколько месяцев, Мария-Антуанетта поделилась с королевой радостной вестью: она беременна.

Его Величество догадывался об истинном происхождении будущего королевского отпрыска, но, зная о характере своего внука, упорно делал вид, что не подозревает о любовной связи дофины и своего фаворита.

Мадам Дю Барри, облачённая в пикантный пеньюар, сидя в кресле, ожидала короля. Неожиданно дверь её покоев распахнулась, на пороге в отблеске свечей, она смогла разглядеть капитана королевской охраны шевалье де Брильи. Причём он подозрительно покачивался.

– Сударь, что вам угодно? – спросила дама, полная недоумения.

Де Брильи увидел графиню, растерялся и поэтому неприлично икнул.

– Мадам… Это вы? В моих апартаментах…

– Де Брильи! Что с вами? Вы вторгаетесь ко мне в поздний час, когда я с нетерпением ожидаю появления Его Величества, и говорите абсолютный вздор! Вы пьяны?! – возмутилась графиня.

– Простите меня, мадам… Да я много выпил, не рассчитал…

– Это заметно! Уходите, прошу вас!

– Но, мадам! Я хочу спать…

– Что?! Но почему в моих покоях?

Де Брильи, наконец, огляделся и с ужасом обнаружил, что промахнулся дверью, ведь его апартаменты следовали прямо за комнатами графини.

Капитан побледнел и чуть не упал от ужаса. В этот момент дверь, соединявшая покои короля и покои его фаворитки, отворилась. Перед графиней и капитаном предстал король Франции. У де Брильи потемнело в глазах, ноги подкосились, он мгновенно протрезвел.

– Мадам… Я – не вовремя? – поинтересовался из вежливости король.

– О, сир! Я ожидала вас, когда вдруг по ковру пробежала мышь. Я закричала… А… а мимо проходил капитан де Брильи. Уж не знаю, что он подумал: может мне дурно, или меня убивают. Он влетел в мои покои, как вихрь, и поинтересовался: что же случилось?