Виктория Холт - Неуемный волокита

— А чего хочет Леонора за свои услуги?

— Брака с Кончини, места правительницы гардеробной и возможности остаться во Франции, где по-прежнему будет моей подругой.

— Место правительницы гардеробной я уже обещал другой женщине.

— Значит, ей придется разочароваться.

— Но мне не нравится эта парочка. Какая-то мерзкая. Отдает нечистью.

— Если Леонора убедит королеву пристойно обходиться со мной, можно будет избежать многих неприятностей.

Генрих кивнул. Он не любил семейных сцен. Ему больше всего хотелось, чтобы жена и любовница помирились. Уступка Леоноре и Кончино представляла за это малую плату.

Королева забеременела. Эта весть обрадовала короля и всю страну, но разозлила Генриетту.

Дружба Генриетты с Леонорой привела к желаемому результату. Мария стала терпимо относиться к любовнице мужа; Леонора же получила место правительницы гардеробной, вышла замуж за Кончино, и вдвоем они весьма успешно богатели.

Мария велела произвести переделки в Лувре, он показался ей тусклым и убогим по сравнению с покинутым ею великолепным флорентийским дворцом. Затем стала жить там в ожидании родов. Жизнью королева была довольна; она смирилась с неверностью мужа, и ходили настойчивые слухи, что у нее тоже есть любовники. В частности, Орсино Орсини, приехавший в составе ее свиты; поговаривали, что поцелуи их слишком пылки для дружеских. Она очень благоволила к Кончино Кончини, мужу ее «молочной сестры», и отношения ее с Леонорой служили поводом для догадок. Королева, толстая и ленивая, готова была заявить: «Раз можно королю, можно и мне». Но Генриетту она ненавидела; главным образом потому, что та постоянно утверждала, будто, по сути дела, состоит в браке с королем, поскольку он дал ей нерушимое обязательство, хранившееся у ее отца, и оно равносильно брачному обету.

Через две недели после известия о беременности королевы Генриетта гордо заявила, что тоже в положении, и весь Париж с веселым нетерпением ждал, кто родит королю сына — жена или любовница.

Когда Мария готовилась к родам в Фонтенбло, король находился при ней.

Генрих посещал церковь, молился о рождении сына и надеялся, что молитвы его будут услышаны. Но особенно не беспокоился. Детей у него было много, поэтому он не сомневался, что, если родится девочка, Мария через год произведет на свет желанного им обоим мальчика.

Ему вспомнилась Генриетта, уехавшая в свое поместье в Вернейль. Она сказала, что не хочет оставаться при дворе, слушать всю ту шумиху, которая поднимется из-за отродья банкирши.

Генрих невесело улыбнулся. Он был близок к желанию избавиться от чар Генриетты. Она иногда бывала несносной, но все другие женщины по сравнению с ней казались холодными.

Он направился в покои королевы, где нарастало волнение.

У двери его встретила одна из служанок.

— Очень хорошо, что пришли, ваше величество, — сказала она. — Ждать осталось недолго.

Служанка оказалась права. Меньше чем через час Мария родила сына. Он был крепким, здоровым и получил имя Людовик. У Франции появился дофин.

Узнав об этом, Генриетта пришла в ярость. Она молилась, чтобы родились либо девочка, либо мертвый ребенок. Ее бесило, что эта толстуха, именующая себя королевой, восторжествовала над ней.

От гнева Генриетта разболелась, и лишь когда подруги предупредили ее, что так можно повредить ребенку в чреве, взяла себя в руки.

Восхищенный дофином Генрих писал ей:

«Дорогая, моя супруга оправляется после родов, и мой сын, слава Богу, чувствует себя прекрасно. Он так вырос и располнел, что стал вдвое больше, чем при появлении на свет. Я здоров, и меня ничто не гнетет, кроме разлуки с тобой, но скоро она кончится, потому что я приеду к тебе. Всегда люби меня. Целую твои руки и губы миллион раз. Г.» .

Более ласкового письма и нельзя было желать, однако в нем выражалась радость по поводу ребенка другой женщины, появившегося на свет за месяц до родов Генриетты.

Генриетта написала ему, что пребывает в отчаянии, пока он ходит на задних лапках перед своей банкиршей, и ждет тяжкого испытания, во время которого женщине бывает радостно присутствие отца ребенка. Она слышала, что он находился в Фонтенбло, когда родился тот ребенок, но не решается просить, чтобы он приехал к той, на ком обещал жениться.

В Вернейле поднялось волнение. Неожиданно приехал король.

— И ты думала, я не буду с тобой при рождении нашего ребенка? — спросил он Генриетту.

— Я не ждала тебя. Ты обращался со мной не столь хорошо, чтобы я научилась надеяться.

— Оставь, — сказал Генрих. — Забудь прошлое. Я здесь. И, черт возьми, живот у тебя большой. Родится мальчик вдвое крупнее дофина.

— Беременность у меня заметнее благодаря стройности. А эта Медичи так толста, что постоянно выглядит беременной.

— Ха! Не вини ее за толщину. Эти иностранки все одинаковы.

— И ты находишь их интересными?

— Дорогая, я не нахожу никого интереснее тебя, иначе не становился бы постоянно под огонь твоего языка.

Генриетта уловила в его словах предупреждение. Слегка всплакнула и сказала, что ее беременность протекает тяжело. Роды, видимо, начнутся скоро, и она очень рада его приезду.

Начались они на другой день, но еще до первых схваток она позаботилась, чтобы Мария узнала о приезде короля в Вернейль к рождению еще одного своего ребенка.

У Генриетты родился сын, и она торжествовала.

Ребенок был поистине замечательным, и Генрих разделял ее радость. Он обожал всех своих детей и объявил себя счастливым отцом, поскольку за два месяца у него появилось два сына.

— Я назову его Гастоном Генрихом, — сказала Генриетта. — Пусть носит отцовское имя. Как он выглядит в сравнении с Людовиком?

Генрих поднял ребенка и склонил набок голову.

— Только никому не передавай моих слов. Наш Гастон Генрих — прекраснейший младенец, какой только рождался на свете. Посмотри на него.

— Прекраснейший маленький француз, — засмеялась Генриетта. — Без всякой примеси. Ничего итальянского в нем нет. Согласен?

— Полностью.

Какое-то время Генриетта была счастлива. Король находился с ней, она родила прекрасного здорового сына.

Потом стала думать, как ей не везет. Если б не та гроза, если б молния не ударила во дворец, Гастон Генрих был бы вторым ее сыном, а она была бы королевой Франции.

И вызвала одну из служанок.

— Поезжай в Фонтенбло, — велела она. — И разгласи, будто бы невзначай, что у меня родился здоровый ребенок, что при его рождении король находился здесь и назвал моего Гастона Генриха во всех отношениях более прекрасным, чем тот мальчик, которого называют дофином Людовиком.

Родив сына, Генриетта не могла смириться со своим положением. И решила сражаться за ребенка. У нее было обязательство Генриха жениться, она сочла, что его можно использовать для принуждения. Поэтому пригласила капуцина, отца Илера, и поручила ему ехать в Рим, узнать, можно ли на основании этого документа признать брак короля недействительным.