Элизабет Стюарт - Великодушные враги (Право на измену)

— Генриху требуется марионетка, — мягко вставил Александр. — У вас просто нет нужных для этого качеств.

— Разумеется, их у меня нет. И хотя я благодарен Генриху за поддержку, будь я проклят, если позволю вертеть собой, как куклой!

Александр выждал паузу.

— Конечно, если Генрих действительно решил вас бросить, Маргарита становится реальной претенденткой на регентство. Поддержать свою родную сестру: что может быть для него более естественным? Особенно теперь, когда она получила развод.

— Ладно, Хэпберн. Что вам известно? — потребовал Ангус.

— По правде говоря, очень немногое. Но я вам все скажу, как только мы избавимся от посторонних.

Ангус бросил взгляд на Мэрдока.

— Дуглас — мой человек. Я доверяю ему, как родному брату.

— Что вы говорите? — вежливо удивился Александр. — Джордж вряд ли обрадуется, услышав это.

Ангус нахмурился.

— Ну хорошо, Мэрдок, я с тобой позже переговорю. Как только освобожусь.

Мэрдок бросил на Александра молниеносный взгляд, полный лютой злобы.

— Конечно, Ангус. Мне тоже нужно многое тебе сказать… только позже. Александр проследил за его уходом со сладким чувством удовлетворения. Это была крохотная победа, однако любая победа над Мэрдоком казалась ему божественным нектаром. К тому же он считал, что должен хотя бы подобным образом воздать мерзавцу за все те муки, которым тот подверг Джонет у дверей тюрьмы.

— Вы полагаете, это умно — так искушать его? — спросил Ангус. — Мэрдок Дуглас по праву считается человеком могущественным.

Александр встретил его взгляд.

— Хотя он слишком часто склонен об этом забывать, всем своим могуществом Мэрдок Дуглас обязан вам, милорд. Тем не менее его амбиции простираются далеко.

— Что это значит?

Александр улыбнулся и уставился на собеседника безмятежным, ничего не выражающим взглядом. Он забросил наживку. Вполне достаточно на первое время.

— Только то, что его амбиции простираются далеко.

— То же самое можно сказать о каждом из нас, — Ангус нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

Ему явно не терпелось перейти к делу, но он помедлил еще минуту.

— Послушайте, Хэпберн, я готов к прямому разговору. Мне необходимо знать, что замышляет Генрих. У вас есть связи в Англии, причем в высших кругах. Вы должны что-то знать. Черт побери, это ведь по настоянию Генриха я вернул вам ваши земли!

Он замолчал, и его взгляд стал суровым.

— Вы оказывали мне помощь в прошлом. Мне нужны поставляемые вами сведения. Однако я прекрасно понимаю, что вы работаете не только на меня, но и на этого интригана Вулзи.

Тут лорд-канцлер наклонился над столом и понизил голос.

— Но я хочу, чтобы вы поняли одно: все, что у вас есть, Хэпберн, — ваши земли, положение в обществе, даже воздух, которым вы дышите, — все это вы получили благодаря мне, и только мне. Если я узнаю, что вы меня предали, вы все это потеряете, причем так быстро, что ваши английские друзья не успеют ничего предпринять.

— Я отбыл свой срок в Англии, — сурово возразил Александр. — Ровно тринадцать лет. Я оказался там в нужное время и сослужил этой стране службу в последней маленькой войне с Францией не далее как три года назад. Именно благодаря своим заслугам я и получил назад свои земли; никакие «друзья в высших кругах», существующие исключительно в вашем воображении, мне не помогали. И вопреки всему, что вы и остальные тупоголовые таны [Т а н — старинный шотландский титул крупного землевладельца, главы клана.] думаете обо мне, сам я прежде всего считаю себя шотландцем.

Ангус выпрямился.

— Хорошо, пока что я поверю вам на слово. Но советую припомнить эту маленькую речь, если какие-либо посулы из-за нашей южной границы покажутся вам соблазнительными. — Он перевел дух. — Ну, а теперь выкладывайте ваши новости.

— Их не так уж много. Все это время Маргарита вела оживленную переписку со своим братом. В основном речь идет о выяснении отношений. К тому же она остро нуждается в деньгах.

Александр сделал паузу, пристально изучая свои собственные руки.

— По правде говоря, — вновь заговорил он, — ваша бывшая супруга одержима страстью к эпистолярному жанру. Она состоит в переписке едва ли не с половиной французского двора.

— Что?

Александр поднял голову и столкнулся с затравленным взглядом Ангуса. На все еще красивом лице лорд-канцлера уже были явственно заметны морщины, а в бороде проступала седина. Во всем его облике сказывалась усталость от борьбы с куда более закаленными политическими противниками.

— Маргарита обращалась с письмами к придворным, к самому Франциску и даже к Олбани, требуя помощи, чтобы вернуть своего сына. Ничего нового в этом нет, но в изменившейся политической обстановке французы могут отнестись к ее просьбам всерьез. Если договоры с Англией не будут соблюдаться, для них предпочтительнее видеть на троне Маргариту, а не вас. Они даже начали поговаривать о ее браке с Олбани. Вы же знаете, герцог недавно овдовел.

Ангус нахмурился, но не сказал ни слова, и Александр продолжил:

— Мне точно известно, что они засылают сюда своих лазутчиков. Судя по слухам, в наше хозяйство вкладывается огромное количество французского серебра. Часть его размещена в самых высоких кругах. — Он усмехнулся. — Конечно, серебро любому из нас может пригодиться, но все же я бы поостерегся в выборе друзей, милорд.

— Я вас понял, — мрачно кивнул Ангус. — Ну а что вам известно о наших друзьях с юга?

— Нортумберленд старается подкупить или запугать всех, кого может, по обе стороны границы. Некоторые шотландские лорды уже начинают терять терпение. Они хотели бы знать, сколько вы еще сумеете продержаться и чью сторону им выгоднее принять. Кстати, губернатор Нортумберленда порадуется, когда узнает, что Мьюр арестован. Никто не питает большей ненависти к англичанам, чем Роберт Максвелл, и это чувство, разумеется, взаимно.

Хозяин Дэрнэма задумчиво прищурился и помедлил, выжидая.

— Тем не менее, — продолжил он свою мысль, — было бы разумно оставить Мьюра в живых на какое-то время. Он близкий друг герцога Олбани, а сам Олбани — друг короля Франции. Если у вас произойдет разрыв с Генрихом и вы решите наладить отношения с французами… — Александр нарочито не закончил фразу и выразительно пожал плечами.

— Да, я об этом уже думал. Но пока что я крепко связан с Генрихом и не собираюсь порывать с ним — да поможет мне Бог.

— Бог и Вулзи, — тихонько подсказал Александр. — Знаете, говорят, что один вполне заменяет другого.

В первый раз за все время разговора Ангус улыбнулся.

— Надеюсь, это не так!

— Что касается истинных намерений Генриха, не думаю, что о них известно даже ему самому, — все так же задумчиво продолжал Александр. — Точно я знаю лишь одно: больше всех на свете Генрих ненавидит Франциска, короля Франции. И вся эта комедия с апофеозом любви и доброй воли, которую они сыграли, кажется мне не более правдоподобной, чем дружба паука с мухой. Единственное, чего я пока не могу для себя решить, — так это: кто из них паук? Но, похоже, мы скоро об этом узнаем. Они не заставят нас долго ждать. Терпение никогда не входило в число добродетелей Генриха.