Виктория Холт - Единственная любовь королевы

Какие жуткие времена! Бедный Альберт был очень подавлен. Мыслями он пребывал с Эрнестом в Кобурге. Он представлял себе, как толпа идет на дворец; ему чудилось, что люди жадными руками растаскивают имущество Розенау.

Лорд Пальмерстон снова зашел к королеве, и она приняла его в обществе Альберта.

— Вашему величеству будет, конечно, приятно услышать, что король и королева Франции благополучно прибыли в Англию, — сообщил он.

Королева ответила, что это лучшая новость, которую она слышит с тех пор, как началась эта мерзкая революция.

— У меня есть сообщение от мистера Фезерстонхофа, нашего консула в Гавре. Когда король и королева прибыли в Гавр, у него уже было все готово для их посадки на корабль. Несмотря на некоторые трудности, мистер Фезерстонхоф добыл королю и королеве паспорта на имя мистера и миссис Смит, а королю к тому же пришлось изменить внешность: сбрить бакенбарды, надеть на голову каскетку, а также простое пальто и очки.

— Бедный король! — вскричала Виктория. — А королева… как она, должно быть, настрадалась!

— Мистера Фезерстонхофа следует наградить, — продолжал лорд Пальмерстон. — Благодаря своей сообразительности, с громадным риском для себя лично, он провел короля и королеву на борт. Через час после отплытия парохода на причале появились жандармы, собиравшиеся их арестовать.

— Значит, они в безопасности! — вздохнула королева. — Где мы их разместим?

— Я полагаю, — сказал Альберт, — не будет возражений против того, чтобы они отправились в Клермонт? Это почти что частная резиденция.

Лорд Пальмерстон согласно склонил голову.

— Я думаю, — признал он, — французская королевская семья может рассчитывать на прибежище в Клермонте.

Тревожное наступило время. По всей стране прокатились бунты, хотя своим характером они и отличались от тех, что происходили во Франции и в других европейских странах. Народ, успокоенный лордом Джоном Расселом, не отваживался на такие крайности, как за границей. Революции никогда не приносили выгод стране, а уж меньше всего людям, которые их затевали. Беспорядки в Англии были в основном вызваны выступлениями чартистов, которые требовали новых привилегий для трудящихся. Их не удовлетворял билль о реформе парламентского представительства, они требовали большего.

— Чартистов я никогда не терпела, — сказала королева. — А бунты здесь после всего, что произошло во Франции, очень опасны.

— Положение под контролем, — заверил ее лорд Джон.

Альберт в этом сомневался. Он пребывал в постоянной тревоге. Его мысли, разумеется, были далеко, в Германии.

Пришло еще одно горестное сообщение. Альберт вошел с ним к королеве, по щекам у него текли слезы.

— Альберт, что случилось? — вскричала королева.

Альберт лишь покачал головой, и Виктория взяла у него из рук письмо.

— Из Кобурга, — сказала она в некотором смятении. — О Боже, бабушка… умерла . Бедный, бедный мой Альберт, вы ведь так ее любили, и я тоже.

— Она была мне матерью, — всхлипнул Альберт.

— Пришла беда — отворяй ворота.

— Ангел небесный на земле! — продолжал Альберт. — Как она нас всех жалела!

Виктория заплакала, представив себе утопающую в цветах усыпальницу на Острове Могил, который она совсем недавно посетила.

Тревожное время продолжалось. Сумрачным мартовским днем во дворец пришла весть, что на Трафальгарской площади собрались чартисты и собираются идти маршем на Букингемский дворец.

Располневшая, ожидающая рождения нового ребенка, королева очень беспокоилась за детей.

— Займите их чем-нибудь в детской, — распорядилась она. — Они не должны ничего знать.

Подойдя к окну, она увидела, как по Мэллу движется толпа, подходя все ближе и ближе к дворцу. Именно так все произошло в Париже.

Она закрыла глаза и подумала: неужели это конец? Неужели ради этого меня растили, к этому готовили? Неужели и Альберта, моего дорогого Альберта, еще скорбящего по бабушке, ждет та же участь?

Она с трепетом ожидала худшего, однако ничего не случилось: лорд Джон зашел во дворец, чтобы сказать ей, что бунтовщики разошлись.

— Не хватило пороху, — сказал он. — Зато хватило разума.

Впрочем, страху все же пришлось натерпеться.

Королева надеялась, что страх этот не скажется на младенце.

Внезапно она вспомнила, что наступил день рождения лорда Мельбурна. Она его теперь почти не видела, поскольку большую часть времени он проводил в Брокате. Он стал еще более странным: вдруг вообразил себе, совершенно беспричинно, что впал в нищету. Ей самой приходилось давать ему взаймы, чтобы помочь выкарабкаться из несуществующих затруднений. Она думала о нем с чувством вины, ибо в своем семейном счастье нередко о нем забывала.

«Королева не может, — написала она ему, — вместе с принцем не поздравить лорда Мельбурна с днем рождения и не пожелать ему здоровья и бодрости».

Затем продолжала уже о революции, которая прокатилась по Франции и угрожала Европе.

«Мое письмо, вероятно, слишком уж мрачное для такого случая, — закончила она, — и королева приносит за него извинения».

Представив себе, какую радость испытает лорд Мельбурн, получив письмо, она немного взбодрилась.

Три дня спустя она родила дочь. Это был ее шестой ребенок.

— Мы назовем ее Луизой, — сказала она. — Надеюсь, на ней не скажется то, что она родилась в такое нелегкое время. Тете Луизе должно понравиться, что малышка названа в ее честь. Пусть хоть это ее немного взбодрит.

Роды прошли гораздо легче, чем королева ожидала. Малышка была спокойным, здоровым ребенком, весьма напоминавшим Алису. Две недели королева не оставляла своих апартаментов во дворце. Неудачный марш на Букингемский дворец вроде бы отрезвил смутьянов. Поскорее бы очутиться в Осборне вместе с Альбертом и детьми и постараться забыть обо всем, что творится в мире!

Хотя, конечно, вряд ли ей удастся забыть бедную французскую королевскую семью и дорогую тетю Луизу, которая, должно быть, вся извелась!

Тем не менее она почувствовала себя лучше; бурный март прошел, наступил апрель, суливший весну.

Как-то раз они с Альбертом просматривали свои этюды, когда объявили о приходе лорда Джона Рассела. Как только он вошел, королева по мрачному выражению его лица сразу же поняла, что что-то стряслось.

— Пожалуй, мне лучше сразу же сообщить Вашему Величеству и Вашему Высочеству о моей озабоченности. Десятого числа чартисты планируют провести в Лондоне большой митинг. Правительство опасается, что на этот раз возможны серьезные беспорядки.

— Ах, как они могут! Я только что встала после родов, а они не хотят с этим считаться.

— Они думают только о себе, мэм, — сказал Крошка Джонни. — Мы примем все меры предосторожности и надеемся, что их удастся остановить, прежде чем они доберутся до дворца.