Виктория Холт - Начало династии

У Томаса сердце разрывалось от боли, он видел, что король хотел его уничтожить. Ему припомнились прошлые годы, когда король его щедро одаривал, желая сделать его жизнь такой, какой жил сам. Теперь король требовал эти деньги вернуть. Мало того, с него требовали доходы от некоторых епископатов и аббатств, а это еще 40 тысяч марок [2] Марка — старинная английская монета. .

Спорить бессмысленно. Бороться с такой несправедливостью Томас не мог. Выходя с того заседания, Томас отчетливо осознавал, что конец близится.

На следующий день заседание совета продолжилось. Провожая Томаса, архидьякон Герберт сказал:

— Милорд, не знаем, что нам готовит сей день, но не забывайте, что вы во власти отлучить от церкви всякого, кто выступит против вас.

Уильям Фицстефан, один из преданных Томасу каноников, возразил ему:

— Наш господин не пойдет на это. Святые апостолы не позволяли себе такого, когда их казнили. Я знаю, милорд будет молиться за них и все им простит.

Томас положил руку на плечо Фицстефана и благословил его.

В ходе заседания Томасу разрешили удалиться в отдельную комнату для совета с епископами по ответам на выдвинутые обвинения. А королю уже не терпелось расправиться с архиепископом, и он послал баронов спросить: намерен Томас Беккет отчитываться о расходе денег за время пребывания канцлером или нет?

Томас с достоинством ответил, что не обязан отчитываться за свои действия в качестве канцлера, потому что вызван на суд по иску маршала двора Джона и отвечает только по этому делу.

— Еще напомню, когда я избирался архиепископом, до моего возведения в этот сан, король доставил меня в Кентерберийский собор, освободив от всяких мирских обязанностей. Я отдаю себя и собор Кентербери под защиту Господа и папы римского.

Когда королю передали ответ Томаса, он пришел в ярость. Тут один вельможа услужливо напомнил ему, как его прадед, Вильгельм Завоеватель, умел укрощать церковников: он бросил в темницу даже собственного брата, епископа Одо.

Разъяренный король стал выкрикивать страшные угрозы в адрес Томаса. Собравшиеся с Томасом епископы, услышав их, решили: Беккета бросят в тюрьму и скорее всего ослепят. Все говорило за то, что его сторонников ждет та же судьба.

В комнату, где находился Томас, вошел граф Лестер, человек честный и глубоко уважающий архиепископа Беккета. Он с тяжелым сердцем передал волю короля:

— Король требует вашего отчета, или вам придется выслушать себе приговор.

— Сначала выслушайте меня, — ответил Томас. — Вы знаете, милорд Лестер, что я не хотел принимать сан архиепископа, король настоял на этом. Только из любви к королю, а не к Господу, я уступил, за что теперь и король, и Господь оставили меня. Вы знаете также, что, когда меня возводили в этот сан, я был освобожден от всех мирских обязанностей.

— Я знаю это. Здесь нет вашей вины.

— Значит, я не могу быть осужден.

— Не можете, милорд.

— В таком случае я вас покидаю. Я должен обратиться к папе римскому.

Томас покинул дворец, где проходило заседание совета, сел на коня и поехал в монастырь святого Андрея. Там уединился в своей домашней церкви и долго молился на коленях, а когда вошел в трапезную, увидел, что из сорока сопровождавших его рыцарей осталось только шесть. Однако к тому времени в монастыре собралось много богомольцев, пришедших получить благословение того, кого называли спасителем церкви. С ними и разделил свою последнюю трапезу Томас Беккет.

После ужина Томас попросил, чтобы ему постелили спать за главным алтарем, и, прежде чем отойти ко сну, он позвал верного слугу. Это был Роджер де Браи, кому он мог смело доверить свою жизнь.

— Роджер, мне грозит гибель. Возможно, этой ночью по приказу короля меня схватят.

Ужас отразился на лице Роджера. Он живо себе представил, что за этим последует: архиепископа бросят в подземелье, выжгут глаза… Оставят жить в темноте, влачить жалкое существование…

— Если меня схватят, все будет кончено. Роджер Йоркский готов услужить королю во всем. Генрих уже пытался поставить Йорк над Кентербери. Допустить этого нельзя. Господь повелевает избежать этого. Я хочу уехать во Францию… коли на то будет Божья воля. Король Франции примет меня, а там я смогу добраться до папы.

— Что я могу сделать для вас, милорд?

— Передай Роберту де Каве и Скейлмену быть готовыми выехать со мной. Затем оседлай четырех коней и приготовь их в дальнюю дорогу. Коней возьми не из моих конюшен. Выведи их за стены монастыря, и ждите меня там втроем, будто держите коней для кого-то из гостей монастыря. Я приду к вам.

— Ночь холодна, милорд.

— Да, я слышу, как завывает ветер и как дождь льет не переставая, но либо сегодня, либо никогда.

Роджер отправился выполнять приказание, а Томас пошел к себе за алтарь. Туда его сопровождал архидьякон Герберт, и, когда они остались одни, Томас обнял Герберта и рассказал ему о своем плане.

— Это единственное, что осталось, — согласился Герберт. — Вам надо бежать. Мне кажется, что король готов на самое худшее, что можно себе представить. Удивительно, как вас не схватили прямо на заседании.

— Я хорошо знаю Генриха. В последний момент он струсил. Он хотел командовать церковью, но боится гнева Божьего. Правда, этого страха хватит ненадолго, он ни перед чем никогда не останавливается. Дорогой друг, прошу тебя, не теряя времени, скачи в Кентербери. Возьми там ценностей, сколько сможешь унести, и отправляйся за море. Ты сможешь добраться туда скорее, дождись меня там. Иди в монастырь Сан-Бертен возле Сент-Омера. Надеюсь, мы там встретимся. Теперь ступай. Нам нельзя терять ни минуты.

Архидьякон поцеловал руку архиепископа, испросил его благословения и ушел.

Стояла глубокая ночь, все обитатели монастыря погрузились в сон. Томас Беккет тихо поднялся с постели, надел черную кардинальскую шапочку и алую мантию, взял кардинальскую печать и вышел.

Роджер и еще два послушника, Роберт и Скейлмен, уже ждали его в условленном месте с конями. Они миновали неохраняемые городские ворота и поскакали до Гренхема. Добравшись туда, они предприняли короткий отдых и отправились дальше. Вот они уже в Линкольне.

Путь долгий и опасный, всякий миг их ожидало разоблачение: люди короля повсюду — их смогут опознать и схватить.

Но и у Томаса по всей стране имелись приверженцы. Народ был наслышан о борьбе церкви и королевской власти, знал, что король стремится стать их верховным и единственным судией. А Томас Беккет в понимании простого люда — это добрый человек, щедро подающий бедным, и единственный, кто осмелился спорить с королем. На него уже стали смотреть как на святого. Едва ли не всякий счел бы за честь укрыть его в своем доме, но Томас, опасаясь навлечь гнев короля на приютивших его хозяев, никому не открывал своего имени. Так они достигли заболоченного края и остановились в деревне Истри неподалеку от Сандвича, что в восьми милях от Кентербери.