Сьюзен Виггз - Ворон и роза

— У него не переваривается пища. Он не ходил в туалет в течение восьми часов.

— Возможно, это язва желудка.

— Я уже об этом думал. Но в его рвоте нет крови.

— Как долго он находится в таком состоянии?

— Ему стало хуже через час после ужина. Лорелея почувствовала себя виноватой. Пока она танцевала и занималась любовью, настоятель лежал, умирая в мучениях.

— Отец, — ей было невыносимо видеть таким слабым человека, который всю свою жизнь был неиссякаемым источником силы и энергии. — Вы слышите меня?

— Лорелея… — его голос прозвучал шуршанием засохшего листа по каменной мостовой. Настоятель поднял дрожащую руку и указал на отца Ансельма: — Оставь нас. Пожалуйста.

Старый каноник кивнул и вышел. Отец Джулиан судорожно вздохнул:

— Никогда не думал… предавать тебя…

— Ш-ш, — сказала она. — Вы тратите свои силы. Здесь неподалеку есть аптека. Я пошлю за слабительным.

— Нет! Должен рассказать тебе о сокровищах. Лорелея плохо расслышала его слова, и их смысл не дошел до ее сознания, потому что она вдруг мысленно перенеслась на поле битвы, в полевой госпиталь, испытывая тоску от того, что люди умирали.

Она порылась в своей памяти. Лихорадки нет. Учащенный пульс. Она прослушала его грудь. Легкие чисты.

Лоб был холодный. Отец Джулиан беззвучно пошевелил губами, потом снова заговорил.

— Моя вина, — прошептал он. — Моя жадность чуть не погубила тебя.

Его слова встревожили ее.

— Отец Джулиан, о чем вы говорите?

— Сок… ровища.

— Сокровища?

— Твой отец, король Людовик, оставил наследство. Я должен был отдать его тебе… по праву принадлежит тебе.

У Лорелеи быстро забилось сердце.

— Отец оставил мне наследство?

Отец Джулиан слабо кивнул:

— Оно… в приюте.

Наконец-то она поняла, что к чему: покушения на ее жизнь, таинственность отца Джулиана; все уловки, чтобы присвоить то, что принадлежало ей. Лорелея не испытывала обиды или гнева от предательства дорогого ей человека, только жалость и неизбежность близкой разлуки. Его тайные деяния обернулись против него самого.

— Отец Джулиан, как вы могли? — прошептала она, испытывая боль разочарования. — Вы же служитель Бога.

— Человек, — сказал он, у него затрепетали веки. — Всего лишь человек.

Ужасная мысль поразила ее.

— Отец Джулиан, вы должны мне сказать. Дэниел знал о сокровищах?

Он сжал губы, глаза закатились от мучительной боли.

— Думаю, что знал. Он обыскал мой кабинет. Она закрыла лицо руками. Наконец-то она узнала, что действительно нужно было от нее Дэниелу, почему он женился на ней.

— Должна… достать сокровища, — сказал отец Джулиан. У него в горле зловеще захрипело. — Они в дароносице.

Святой сосуд был сделан из сплава олова со свинцом, усеян фальшивыми камнями. Едва ли это сокровище.

— Я не понимаю.

— Драгоценные камни принадлежали Марии-Антуанетте.

Она вспомнила вправленные в металл большие и грубо обработанные камни.

— Но они же фальшивые.

— Они настоящие. Необработанные и специально плохо ограненные, — его голос совсем затих. Потом настоятель снова собрался с силами: — Никому не говори. Никому, слышишь?

— Да, отец.

Даже, несмотря на свои путающиеся мысли, Лорелея действовала практично. Она собиралась оставить Дэниела. Ей нужно будет на что-то жить. Сокровища обеспечат ее средствами для того чтобы основать свою собственную врачебную практику в каком-нибудь отдаленном уголке.

— Обещай мне, Лорелея. Это очень опасно.

— Обещаю, отец.

Так она и собиралась поступить. Теперь она знала, что может сделать с человеком жадность.

— Я хочу привести доктора Ларри, — сказала Лорелея, поднимаясь на ноги.

— Лорелея.

Она обернулась и увидела, что в комнату снова вошел отец Ансельм. Когда? Слышал ли он?

— Уже слишком поздно.

Он потянулся в складки своей рясы. На какое-то безумное мгновение ей показалось, что сейчас она увидит оружие в его руке. Боже, теперь, когда все ее мечты и доверие к людям были разбиты вдребезги, она подозревала всех и каждого.

Отец Ансельм достал пузырек с маслом и шагнул вперед, его старое лицо осунулось от горя.

— Per istam sanctam unctinem…

Слова молитвы разнеслись по тихой келье. Отец Джулиан пошевелился. С его губ сорвался слабый звук. Его грудь успокоилась. Лорелея опустилась перед ним на колени и прижала руку к его горлу. Пульса не было. Он умер. Настоятель приюта Святого Бернара умер.

— Я не услышал его последней исповеди, — сказал отец Ансельм.

«Я услышала», — подумала Лорелея. Она пыталась думать о том, каким он был при жизни: строгим, но заботливым; сильным и непримиримым. Но ее горе и воспоминания омрачались его последними словами.

Отец Ансельм привел отца Эмиля. Тот присоединился к их бодрствованию у тела покойного. Его спокойное, непроницаемое лицо не выдавало никаких чувств.

Прошел час, потом два. Отец Ансельм встал.

— Я должен пойти проследить… за приготовлением к похоронам, — проговорил он.

Лорелея кивнула:

— Мы с отцом Эмилем останемся.

Эмиль опустился на колени и стал шарить под кроватью.

— Отец Эмиль, что вы делаете?

Он бросил на нее раздраженный взгляд. Возможно, это было игрой света свечи, но ей показалось, что она увидела вспышку ярости в его светлых глазах. Возможно, он тоже догадался о предательстве отца Джулиана.

— Кто-то должен осмотреть вещи настоятеля.

Отец Эмиль вытащил из-под койки стопку книг, деревянный несессер, покрытый кожей, и большой парусиновый рюкзак.

Лорелея поднесла свечу ближе. Мерцающий огонек осветил эмблему, вышитую на клапане рюкзака: пучок отделанных черными перьями стрел.

Она все поняла.

— О Боже, — произнесла Лорелея, опускаясь на колени рядом с отцом Эмилем, — это же рюкзак Дэниела, который он потерял во время обвала.

— Черт, не могу найти эту проклятую бумажку, — Дэниел нахмурился. — Должно быть, я оставил ее в своем сюртуке.

Вонь от гниющих овощей заполнила всю боковую улочку, ведущую к Шантэрэну.

— Непохоже, чтобы Ворон стал таким неосторожным, — заметил Сильвейн, свет из окна винного погребка осветил его соломенные кудри.

— Я сам себя не узнаю последнее время, — пробормотал Дэниел, думая о ссоре с Лорелеей, которая разыгралась несколько часов назад.

Он вздрогнул, вспомнив, как она заперлась от него в своей комнате. Как ему теперь убедить ее, что он изменился, что он уже не тот человек, который пришел в приют, задумав убийство?

«Ты знал, к чему это приведет. Ты знал, что в конце концов, она все обнаружит, — доносился из глубины его души обвиняющий голос. — Ты должен был все рассказать сам».

— Нам придется обходиться без плана, — сказал Дэниел.

Вместе с Сильвейном они пробрались к реке, стараясь идти в тени деревьев, чтобы миновать жандарма, расхаживающего в начале аллеи и контролирующего все тропинки парка. С бьющимися сердцами, сжав в руках оружие, они прижались к разрушающейся стене темного дома. Мимо прошел жандарм, насвистывая себе под нос и размахивая фонарем.