Виктория Холт - Тайный брак

— Матушка, но я ведь уже говорил не один раз: дядя Глостер поможет мне! Я не буду один.

— Твой дядя хочет править страной под твоим именем, вот чего он добивается. Он очень честолюбив. — Моя неприязнь к Глостеру вырвалась из-под контроля. — Ты еще многого не понимаешь, доверяя ему.

— О нет, нет, Глостер не такой!

— Хорошо, оставим это. Но мой тебе совет — прислушивайся к мнению лордов и парламента и не порывай отношений с Уориком и кардиналом. Ни в коем случае! Это твои верные наставники! Они, ни на что не претендуя, поведут тебя в нужном направлении. Хуже всего для короля, если его взгляды и дела идут вразрез с мнением народа и парламента. С годами ты сам поймешь. А пока думай больше об учении и забавах и не поддавайся на лесть, даже если она исходит от очень близких людей.

Он смотрел на меня, не скрывая удивления.

— Генрих, — заговорила я снова, — как бы ты ни относился к моим словам, знай, что произносит их твоя любящая мать, и она хочет, чтобы в твоей судьбе и в судьбе твоей страны все всегда оставалось хорошо. Веришь ты мне?

— О да, да! — воскликнул он горячо.

— Тогда обдумай, что я тебе сказала, и постарайся последовать моим пожеланиям. Вполне возможно, парламент и Королевский совет укажут тебе, что ты еще слишком молод для самостоятельных решений. Ради Бога, не принимай это за оскорбление, будь разумным и согласись с ними. Следуй во всем их советам, а не того, кто тебе приятен, кто любезен, остроумен и весьма начитан. От него-то и может прийти беда, он и может стать причиной гражданской войны в стране.

— Войны! — вскричал он. — Я ненавижу войну! Я не хочу воевать во Франции. Не хочу быть ее королем.

— Это прекрасно, мой мальчик, — сказала я. — Прекрасно, что ты ненавидишь войну всей душой, ибо она не приносит ничего хорошего ни победителю, ни побежденному. Да и долго ли победитель остается победителем?

Он кивнул с серьезным видом, соглашаясь со мной.

— Генрих, — проговорила я, решив закончить разговор на эту тему, — то, что я советовала, диктовала мне любовь к тебе. Ты понимаешь?

— Конечно, матушка.

— Поэтому надеюсь… все сказанное останется между нами.

Он снова поцеловал мне руки.

— Неужели я стану делиться с кем-то?

— Ты последуешь моему совету и не станешь…

— Я не стану стремиться к власти, — ответил он, — для которой еще не созрел.

— Скоро, очень скоро ты вырастешь и успеешь ею воспользоваться, — сказала я с грустью.

Мы помолчали.

— Дорогая матушка, — сказал он потом. — Отчего вы все время живете в сельской местности? Я так хотел бы видеть вас при дворе.

— Меня устраивает моя жизнь, Генрих.

— Но нам бы следовало чаще встречаться.

— Конечно, мой милый.

— Значит, мы будем видеться. Верно, матушка?

Я печально улыбнулась. Если бы только это стало возможно! Если бы произошло чудо! Но его нечего ждать и не на что надеяться…

На прощание я повторила просьбу о том, чтобы он не спешил брать на себя обязанности главы государства и согласился с членами парламента, когда те предложат ему повременить.

Генрих же повторил свое предложение прислать мне своего врача, но я снова отказалась, усердно убеждая его, что мне значительно лучше. Особенно после нашей встречи. И в этом я ему не солгала.

От королевского визита у меня осталось самое приятное впечатление, и я была уверена, что ни мой сын, ни его придворные не заметили ничего предосудительного или подозрительного ни в ком и ни в чем, что окружало их в Хэдеме.

Как только Генрих со своей свитой выехал из замка, ко мне в спальню вошел Оуэн, которому я рассказала о состоявшемся разговоре, и он тоже остался доволен отношением к нему Генриха.

— Мы немедленно пошлем гонца в Хатфилд, — сказал он, — пускай передаст Гиймот, чтобы та возвращалась с детьми.

— Ах Гиймот, — вздохнула я, — что мы делали бы без нее!..

В ожидании их возвращения я пребывала в спокойно-радостном состоянии, много спала, потому что еще не вполне оправилась после родов, и думала главным образом о детях. О том, как услышу топоток их маленьких ног, звонкие голоса сыновей, лепет дочери, милое личико новорожденного… Как он там? Надеюсь, хорошо перенесет дорогу и будет весьма доволен молоком своей краснощекой кормилицы.

И вот наступил день, когда они вернулись. Меня пробудил от дремоты звон конских подков по мощеному двору перед замком.

Сейчас… сейчас Гиймот приведет их всех ко мне, и сколько будет шума, возгласов, бурной радости…

Я села в постели, ожидая стука в дверь и их появления. И стук раздался, быстрый и тревожный. Но вошла — нет, вбежала — одна из Джоанн, а вовсе не Гиймот с детьми. Она была бледна и вся дрожала.

— Джоанна… в чем дело? — обратилась я к ней.

В этот момент я увидела, как чья-то рука оттолкнула ее от двери и на пороге появился мужчина, чей недобрый властный взгляд холодно устремился на меня.

На пороге появился герцог Глостер.

— Милорд… — пробормотала я. — Как вы?..

Джоанна пыталась остановить его, заставить уйти.

— Королева плохо себя чувствует, — повторяла она. — Ей необходим покой. Врач сказал…

Не глядя на нее, он холодно произнес:

— Уйдите отсюда.

Она беспомощно взглянула на меня. Я кивнула, чтобы она подчинилась. У меня тряслись руки, мне пришлось спрятать их под одеяло.

Когда я заговорила, то удивилась, как твердо звучит мой голос.

— Не понимаю, милорд, — сказала я, — почему вы позволяете себе врываться в мою спальню?

— Потому что спешу поговорить с вами, миледи, — ответил он.

— О чем же?

Лицо у него багрово пылало от гнева. Таким я никогда не видела Глостера, хотя была наслышана о его буйном, несдержанном нраве. Может быть, он хочет убить меня? От него всего можно ожидать… Нет, наверное, не посмеет… Его ходы будут более хитрыми, но не менее жестокими.

Все эти мысли промелькнули у меня в голове, пока он проделал несколько шагов к постели, на которой я лежала.

— Я прибыл, чтобы спросить у вас, — произнес он резко, — по какому праву вы на меня клевещете королю?

Неужели Генрих рассказал о нашем разговоре? Или Глостер с присущей ему хитростью сумел выпытать у прямодушного подростка какие-то подробности нашей беседы? А возможно, его шпионы, которых он, несомненно, насадил повсюду, сообщили ему о визите ко мне Уорика и кардинала Бофорта; о дальнейшем же он мог догадываться сам по каким-то переменам в поведении моего сына…

Но если у него везде наушники и фискалы, подумала я с ужасом, то что ему стоит узнать и некоторые подробности моей жизни?.. О Боже, только не это!..

— Мне кажется, я не вполне понимаю вас, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Может быть, мое далеко еще не совершенное знание английского языка тому причиной…