Виктория Холт - Тайный брак

— Вас навещал король, — произнес он медленно, чуть не по слогам, — вы говорили с ним.

— Конечно, говорила. Я так редко вижу его. И что же?

— Ваши речи вы направили против меня!

— Совсем нет, милорд. Мой сын рассказывал мне, как хорошо вы знаете римских поэтов и как ему нравится беседовать с вами о литературе.

— Вы учили его не прислушиваться к моим советам! Не обращать на них внимания.

— Вовсе нет. Мой сын спрашивал меня… он хотел знать, может ли он править страной как король. Я сказала, что конечно же, — но только когда немного подрастет.

— Вы, кажется, забыли, что король — мой племянник!

— О нет. Но он еще и мой сын.

— Я поклялся моему брату Генриху заботиться о его сыне и дать мальчику все, чего тот лишен из-за потери отца.

— А я хорошо знаю, — отвечала я, — что мой дорогой супруг поручил благородному графу Уорику обучить нашего сына военному искусству, а своему любимому брату герцогу Бедфорду и любезному кардиналу Бофорту опекать маленького Генриха, учить и воспитывать. Вас я тоже благодарю за ваши заботы, милорд. Но мальчику еще нет четырнадцати. В этом возрасте он не может взвалить на свои хрупкие плечи управление такой страной. Об этом я ему и сказала. Он должен слушать советы старших и учиться быть королем.

— Королями становятся по рождению!

— Но и по возрасту, милорд.

— А советчики бывают разные, миледи. Надеюсь, вы не предложили ему прислушиваться к словам этого архизлодея Бофорта или глупца Уорика?

— Милорд, — сказала я, — у меня свои взгляды и свое мнение об этих уважаемых еще моим мужем людях и о том, что происходит вокруг.

— Но, быть может, миледи, вы будете настолько мудры, чтобы держаться подальше от дел, в которых, вследствие того образа жизни, какой давно уже ведете, вам весьма трудно разобраться? Да и не нужно этого делать.

— А вы, милорд, быть может, будете настолько любезны, что оставите меня в покое и не станете мешать моему выздоровлению?

Он продолжал стоять посреди комнаты, оглядывая меня с довольно бесцеремонным видом.

— Вы слышите меня? — повторила я.

— Вполне, миледи. Я уже ухожу… Впрочем, одно не перестает меня удивлять… Что находите вы, миледи…

Он нарочно замолчал, и я с трепетом ждала продолжения, не сводя глаз с его лица, на котором ярость уступила место холодной злобной усмешке.

— Меня удивляет, миледи, — продолжал он, — что находите вы, молодая красивая женщина, в этой замкнутой сельской жизни, которую ведете уже немало лет?

— Просто люблю ее, милорд, — отвечала я.

— Здесь?! Всего с несколькими придворными дамами?… Ну и со стражниками, разумеется?.. С оруженосцами… Один из них весьма хорош собой. Он из Уэльса, по-моему? Я не ошибаюсь, миледи?

Он пристально смотрел на меня, и в его глазах я читала открытую угрозу. Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо.

Этот человек что-то знает… Знает или всего лишь подозревает? Впрочем, от подозрения до уверенности не такой уж долгий путь. Особенно в моем случае.

— Кажется, это он отличился в битве при Азенкуре? — услышала я голос Глостера.

— Король был о нем очень высокого мнения, — ответила я и не узнала своего голоса. — Этот человек состоял в его окружении, теперь он в моем.

— Что ж, вполне естественно, — язвительным тоном сказал Глостер. — Хотя навряд ли здесь место для настоящего солдата. Почему он не во Франции, где мой брат Бедфорд?

— Не задумывалась об этом, — ответила я. — Но знаю, некоторые солдаты испытывают усталость от постоянных войн.

— Уверен, ему тоже по душе сельская жизнь, — злобно заметил Глостер. И внезапно, как по мановению волшебной палочки, переменил тон. — Пожалуйста, дорогая сестра, — сказал он с добродушно-просительной интонацией, — постарайтесь быть добрее к вашему бедному родственнику. Мне так горестно сознавать, что вы совсем не расположены ко мне и подозреваете невесть в чем.

— Разговор идет не о дружеских чувствах, милорд, — отвечала я, изо всех сил стараясь обрести спокойствие. — Я уже говорила вам: мой сын спросил мое мнение, и я ответила ему так, как думала. Как посчитала нужным.

Он поклонился.

— Приезжайте ко двору, — сказал он. — Надеюсь, там мы быстро найдем с вами общий язык… Прощайте, миледи…

Дверь за ним закрылась. Я почти упала на подушки, меня трясло. С чувством страха и безнадежности я прислушивалась к его шагам на лестнице, к предотъездному шуму перед входом.

Появилась Джоанна.

— Я не смогла его остановить, — сказала она виноватым тоном, — и потому вошла вместе с ним.

— Знаю. Вам не в чем себя винить.

— Зачем он приезжал? Что-нибудь подозревает?

— Он не скрывал цели своего приезда, — ответила я. — И, думаю, что-то подозревает. Или даже знает…

— О Боже, помоги нам! Что же делать?

— Где Оуэн?

— Кажется, в саду. — Он осведомлен о приезде Глостера?

— Не могу сказать, миледи.

— Не нужно, чтобы он показывался на глаза герцогу. Тот говорил о нем.

— Боже! — снова всплеснула руками Джоанна.

Шум под окнами усилился. Она подошла к окну.

— Он уезжает.

— Наконец-то!

— Я принесу вам что-нибудь успокоительное, миледи.

— Нет-нет, не уходите. Останьтесь… Я не могу быть одна… Где же Оуэн?.. — Я как в бреду. — Мне нужно поговорить с ним немедленно… О, где же он?.. Если бы вы слышали, как позволил себе говорить о нем Глостер… Конечно, он все знает… Ему донесли… Но кто?! Кто мог это сделать?.. Он играет со мной, как кошка с мышью… Выжидает… Но чего?..

Снова снаружи раздался шум. Джоанна подбежала к окну.

— Наконец-то, — сказала она. — Это Гиймот и дети.

Я уже слышала голосок Эдмунда на лестнице. Ближе… еще ближе…

Гиймот с детьми вошла в комнату.

Она дома. Со мной.

Я облегченно вздохнула, но снова горькая мысль пронзила меня: ведь только что уехал Глостер! Значит, они неминуемо встретились на дороге. Это конец. Нам теперь не избежать беды. Я постаралась взять себя в руки и трезво обо всем подумать.

Что он заметил? Что подумал?.. Что собирается сделать?..

Эти вопросы отравляли мне радость от встречи с детьми.

Эдмунд и Джаспер мчались наперегонки по комнате к моей постели. За ними ковыляла Джесина. Все они очутились в моих объятиях. Я сжимала их так сильно, что они запищали и постарались освободиться. А я все еще не могла унять страха, леденящего сердце.

Поверх детских головок я столкнулась глазами с Гиймот и по выражению ее лица поняла: их встреча с Глостером состоялась. Моя дорогая подруга-служанка стояла неподвижно, с новорожденным Оуэном на руках, но радости в ее лице не было, только тревога.

Дети болтали все сразу, рассказывая о путешествии, о том, как они — Эдмунд и Джаспер — ехали верхом (вместе со слугами, конечно); а Джесина и Гиймот — в носилках, и с ними два младенца — мой Оуэн и ребенок кормилицы.