АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ - ФОРПОСТ – 4

'Да. Виталик. Посмотрю, сможет ли Ермолаев его под себя подмять. Да и поучиться Виталику стоит, если он в море собрался'

В этот момент зек, сидевший в обнимку с красавицей женой, хищно оскалился на одного из канадцев, заговорившим с его Надей по-английски.

'Волчара. 'Торговать'… Ну-ну, ну-ну… пират натуральный, одна штука'

Оставалось подобрать в экипаж ещё четверых. Пара кандидатов у Вани имелась – один из звонарёвских опричников и хуторянин из-под Бахчисарая.

'Мужики надёжные, не подведут. Ещё двое… найду'

– Шеф, вот мы тут спорим – можно 'Мечту' лодкой называть или нет?

Игорёк отодвинул, собравшегося было что-то вякнуть Франца и вопросительно уставился на Ивана.

'Лодкой?'

Маляренко взъерошил затылок.

– Ну…

– Это ЯХТА!

Дружный хор возмущённых женщин сразу расставил всё по своим местам. Ермолаев ойкнул, покраснел и быстро отвернулся – обе хозяйки, загоравшие где-то на верхней палубе, чересчур увлеклись спором и донесли свою мысль мужчинам на палубе, стоя у перил.

'Грм… хулиганки!'

Франц оказался покрепче лейтенанта и на присутствующих здесь дам внимания обратил умеренно.

– Я вот думаю, что это всё ж таки не яхта, шеф. – Спокойно продолжил немец. – Думаю, это можно назвать большой лодкой. Яхта, я так думаю, крупнее должна быть.

Иван подумал и кивнул.

– Может быть. А может и нет. Да какая, блин разница! Ты смотри, как идёт!

'Мечта' действительно скользила по воде куда быстрее 'Беды'. Герд не соврал, заявив, что он построит лодку не только больше, но ещё и быстрее. На одном Стерлинге оба кораблика шли примерно с одинаковой скоростью – километров восемь – девять в час, а при помощи тех парусов, что Иван привёз из Новограда, яхта бежала ещё быстрей. Пока рекорд скорости, при средней загрузке трюма, был равен восемнадцати километрам в час. Измеряли скорость очень просто – на ближайшем к затону ровном пляже отмерили ровно один километр, поставив метки из вязанок камыша, разогнались и засекли время.

Этот отрезок, при не очень сильном попутном ветре 'Мечта' прошла всего за три минуты. С копейками. Герд ругался, плевался и жаловался на жизнь. По его мнению, этот результат был настоящим позорищем. Стыдуха, одним словом, и если бы его сейчас видели коллеги из прошлой жизни, то он, ГеертХелмерс, безусловно, застрелился от стыда.

Или сгорел.

Иван согласно и сочувственно качал головой, делал скорбное лицо и утешающее похлопывал бельгийца по плечу. Но всё равно, несмотря на жалобы, было видно, что тот доволен. Кораблик получился на славу. Да и сам Ваня прилагал титанические усилия, чтобы рот сам собой не разъехался до ушей от счастья.

'Это. Мой. Корабль! А!'

– Босс. Эти паруса не годятся.

– А?

Ваня вернулся с небес на палубу. Под конец первого выхода в море Заказчика, бельгиец не на шутку разволновался – он ожидал, что его детище будет гораздо резвее.

– Почему?

– Они… МАЛЕНЬКИЕ! Они для такой лодки, как 'Беда'.

Ваня посмотрел на мачту – действительно коротковата. Маляренко ни черта не понимал в парусных судах, но нутром чуял – эта красавица должна нести на себе, как минимум, вдвое большие по площади паруса.

Длинное лицо Герда покраснело и пошло пятнами, он прижал руки к груди и попытался сказать ещё что-то окружившим его людям. Вокруг него, на главной палубе яхты толпилось два десятка человек, приглашённых Хозяином. Вся верхушка Севастополя, Юреьво и Бахчисарая. Народ уже и не пытался слушать корявые оправдания корабела и откровенно скалил зубы. Чувствуя, как его лицо растянулось в глупейшей улыбке, Иван не выдержал и заорал.

– Да пошёл ты! Ребята, качай его!

Мужики восторженно заорали, подхватили и запулили счастливо захохотавшего Герда высоко в небо.

В итоге бельгийца уронили за борт, а Заказчик принял Изделие с оценкой 'отлично'.

– Ермолаев, разворачивай. Идём домой.

Первый выход, продолжавшийся весь световой день, всех изрядно утомил. И новую команду, и гостей – пассажиров, и даже самого хозяина. Единственными, кто прекрасно перенёс морской вояж, были дети. Анечка и Ванюша выспались в личной каюте отца и теперь вместе с мамами сидели на верхней палубе и наслаждались видами на берег. Впрочем, разумеется, наслаждались их мамы и отец. Шезлонги, на которых женщины провели этот первый, по-настоящему жаркий день, были отодвинуты в сторону, а на крыше надстройки, которая и была, собственно верхней палубой, были расстелены одеяла. Иван лежал, положив голову на упругое бедро Манюни, на его животе сидела дочь, а под боком спал сын. Таня, тихо постукивая ложечкой, размешивала морс, а Маша перебирала своими восхитительными пальчиками волосы мужа.

'Как хорошо…'

Пассажиры рассосались, кто-куда и на кораблике воцарилось затишье. Часть гостей, после небольшой, но очень душевной пьянки, уползла в трюм и залегла на койки экипажа, часть осела в рубке возле рулевого и вела тихую и неспешную беседу. Солнце стало уходить за горизонт и окрасило всё вокруг золотым и оранжевым.

'Как красиво…'

Иван посмотрел на безмятежно улыбающуюся жену и вдруг ясно, отчётливо, с тоской понял, что ЭТО происходит в последний раз и больше ЭТО не повторится.

Никогда.

Маляренко понял, что он ПРОЩАЕТСЯ.

– Любимый, что?

Маша встрепенулась и внимательно посмотрела на мужа. Ваня через силу улыбнулся.

– Ничего.

И закрыл глаза.

'Ну вот и всё'

– МамТань, ну скажите хоть вы, пожалуйста. МамМаш. Скажите ему, а. Я умоляю вас.

Зареванная, с красным опухшим носом, 'племяшка' стояла на коленях перед сидевшими с каменными лицами хозяйками. Шестнадцатилетняя женщина, одной рукой прижимая к груди орущего малыша, а второй держась за вновь выпирающий живот, подползла к Марии Сергеевне и попыталась поцеловать ей руку.

– Вика!

Таня не выдержала, подскочила и, подняв плачущую женщину, вытолкала её из комнаты.

– Маша, я не могу больше, – губы у немки дрожали, а на глаза навернулись слёзы, – надо что-то делать…

– Ничего не надо делать.

Голос Марии был резок и решителен. Хозяйка Севастополя угрюмо посмотрела на подругу.

– Мы и не сможем ничего сделать. Совсем. Ты его ВИДЕЛА?

Таня отвернулась и кивнула, глядя в окно.

– Видела. Он как…

Она прищёлкнула пальцами.

– Он…

– Да, он как хищник. Уже ничего кроме добычи не видит.

– Всё равно – я попытаюсь.

Таня, всё также глядя в окно, положила ладони на живот.

– Я ему скажу…

– Таня, – голос Марии странно притих, – ты… тоже?

– А ты…?

– Да.

Отревевшись, женщины стали решать, как быть дальше. Вернувшийся после демонстрационного выхода в море Маляренко с головой ушёл в приготовления к большому походу, по сути, переселившись на 'Мечту'. Хозяин, своим волевым решением, рекрутировал в экипаж Франца, Игоря, Виталика и ещё двоих мужчин из Бахчисарая. Никакие возражения им в расчёт не принимались. Вопли и плач жён будущих путешественников Иван пропускал мимо ушёй, вместе с Гердом гоняя 'морячков' по матчасти. И тогда испуганные женщины бросились к жёнам Хозяина. От слёз и истерик головы у обеих шли кругом, но сделать они ничего не могли. Иван не слушал даже их. Даже Марию Сергеевну. Маляренко вцепился в 'Мечту' мёртвой хваткой и на всё остальное ему было наплевать. Последней каплей переполнившей чашу терпения подруг был утренний визит 'племяшки' Вики, законной жены лейтенанта Ермолаева.