Элоиза Джеймс - Избранница герцога

— Да, — еле слышно пролепетала повариха.

Вильерс онемел от изумления. Оказывается, его Тобиаса пичкали овсянкой не для пользы, а из каких-то высших, очистительных побуждений.

Профиль Элинор казался высеченным из чистейшего мрамора, она была похожа на богиню Афину, сошедшую к людям.

Миссис Бизи казалась вымотанной окончательно.

— Я пришлю им превосходное мясное блюдо, — пообещала она.

— Очень хорошо, — сказала Элинор. — В таком случае мне остается только попрощаться с вами, дорогая миссис Зил-из-земли-Бизи. К ноге, Ойстер, мы уходим!

Вильерс дожидался, пока она уйдет, желая закрепить ее победу. Миссис Бизи тоже выжидала, сверля его маленькими глазками.

— Мои дети не могут быть ненавистны Господу, — торжественно произнес он, прислушиваясь к собственному голосу и стараясь, чтобы он не дрогнул. Он не хотел обнажить свою боль перед этой толстой миссис. Его дети — это его слабое место, и он должен держать удар.

— Разумеется, — ответила та.

Вильерс, отвернувшись от нее, направился к двери.

— Вы ненавистны Ему! — выкрикнула она у него за спиной. — Вы, которые возлежите в чертогах порока и тешите свой взгляд телесной красотой и блеском золота! Я должна была это сказать, и я это сказала!

— И я буду возлежать в них, пока они полны веселых красавиц, — ответил ей Вильерс.

— А я буду кричать об этом! — воскликнула миссис Бизи. — Я знаю, что врежу себе и множу стан моих врагов, но я не могу молчать.

— Сестра Бизи, — взмолился оставшийся с ними Поппер, — пожалуйста, не кричите так, иначе потеряете работу.

— Да-да, — подхватил Вильерс. — Тем более что я намерен жениться на вашей госпоже — леди Лизетт. Тогда здесь будут мои чертоги порока. Я устроюсь здесь по-своему вкусу. И перевезу сюда всех моих шестерых незаконнорожденных детей. Ни с одной из их матерей я не был связан священными узами.

— Шесть! — Миссис Бизи едва не лопнула от переполнившего ее праведного гнева, словно перед ней был сам дьявол. — Вы дразните меня, ни один человек вашего ранга не осмелится столько раз множить свой грех перед лицом Господа! — вскричала она.

Вильерс уже начинал входить во вкус всего этого спектакля.

— Не скрипите зубами, миссис Бизи, — сказал он. — Они вам еще понадобятся.

— Вы Навуходоносор, истинный Навуходоносор, явившийся искушать меня! — вскричала она.

Ее подмастерья начали пересмеиваться между собой.

— Сестра Бизи, — снова взмолился Поппер.

— Я ухожу, — объявил Вильерс с изысканным поклоном. — Благодарю за приятное времяпрепровождение и беседу.

Поппер последовал за ним.

— Я прошу вашего снисхождения, ваша светлость, — произнес он.

Вильерс остановился.

— Какое отношение это может иметь к вам?

— Она моя сестра, ваша светлость. Нас вырастили пуританами, и это воспитание прочно засело в ее голове. Потом она вышла замуж за проповедника и совсем закоснела в своей вере. Поймите, ей некуда идти. Ее муж умер, завещав все церкви.

— Все завещал церкви?

Поппер кивнул:

— С условием, что они будут молиться за его душу по четыре раза в день. Они согласились, потому что брат Бизи успел приобрести огромное поместье. Пожалуйста, ваша светлость, я знаю, что она свирепая женщина, Но ей некуда идти.

— Я вхожу в ваше положение, — сказал Вильерс, распахивая тяжелую низкую дверь и выходя в коридор.

Они вынырнули в страшный хаос. Ойстер истерично тявкал, гоняясь за собственным хвостом. Элинор что-то кричала. Один из лакеев пытался ухватить скользкого толстого мопса, а Лизетт истерично взвизгивала на второй или третьей ступеньке снизу. Ко всему этому теперь добавились совершенно бесполезные окрики дворецкого Поппера.

— Прекратите! — рявкнул Вильерю.

Все подчинились, за исключением Элинор. Ее хлыст несколько раз просвистел в воздухе, а затем она подбоченилась.

— Уведите отсюда леди Лизетт, иначе я совершу поступок, о котором сама потом буду, а может быть, и не буду, жалеть, — процедила она сквозь зубы.

Ойстер, усевшись на задние лапы, внимательно разглядывал Вильерса, поворачивая черную мордочку то на один бок, то на другой. Его светлость, ткнув в мопса пальцем, приказал слугам унести его.

Лизетт осталась стоять, вцепившись в перила. Лицо ее было бледным. Казалось, страх парализовал ее.

— Какие пустяки, — сказал Вильерс, протягивая к ней руки и как бы приглашая в свои объятия, чем она и не преминула воспользоваться. Золотое облако ее волос приникло к его груди. Он подхватил ее на руки.

— Отнесите ее в гостиную, — сказала Элинор. — Я сделаю так, что она не увидит и не услышит Ойстера.

Она произнесла это без всякого надрыва, но Вильерс чувствовал, что с ней не все в порядке. Он с недоумением уставился на голову Лизетт на своей груди. Мопса уже увели, и защищать ее было не от кого, но она не желала менять положение.

Он дошел до гостиной и сел на кушетку, держа Лизетт на коленях. Через пару минут она села рядом с ним.

— Я становлюсь неуправляемой, когда вижу собаку, сказала Лизетт. — Я ужасная трусиха.

— Многие люди боятся собак, — сказал он, это вполне естественно, хотя сам он таким людям не сочувствовал, просто не понимал их.

— Ойстер — чудесный песик, — заметила она, начиная переплетать и выкручивать свои пальцы. — Во всем виноват тот ужасный случай в деревне прошлым летом, когда прибежала дикая собака. Она хотела напасть на детей на площади, я должна была защитить их от нее...

— Это ужасно, — кивнул Вильерс, слушая вполуха.

— Если мы поженимся, обещай мне, что рядом с нами не будет никаких собак, — неожиданно объявила Лизетт.

— Если мы поженимся? — Это уже второй раз за весьма непродолжительное время леди навязывала ему помолвку самостоятельно, не дожидаясь его предложения. В первый раз он был хоть как-то к этому подготовлен, но сейчас заявление Лизетт показалось ему явно преждевременным.

— Да, — спокойно подтвердила Лизетт, ничуть не шокированная удивлением в его голосе. — Я всерьез подумываю об этом, Леопольд. Я уже успела полюбить твоих маленьких детей.

Если он и подумывал о своем браке с ней, то исключительно в этом аспекте. Он видел в ней добросердечную и прекрасную супругу и мать.

— Я думаю, мы превосходно подходим друг к другу, — сказала Лизетт. — У тебя ведь нет собак.

Это прозвучало весьма странно. Большинство леди охотнее примирились бы с собакой, чем с оравой из шести деток. Но Лизетт вся в этом. Она несомненно, любит детей, а не просто готова терпеть их ради него. Он видел, как добра она к приютским детям. Она была идеальным вариантом для него, великолепная находка при сложившихся обстоятельствах.

— Почему ты не поцелуешь меня? — спросила невинно Лизетт, глядя на него своими небесными очами.