Виктория Холт - Избранницы короля

Поскольку жажда возмездия не снедала самого короля, то и народ, поглумившись всласть над разложившимися останками великого Протектора и его последователей, которых эксгумировали аккурат к двенадцатилетию убийства Карла Первого, мало-помалу успокоился.

Немало раздоров порождала и религия. О, как горячились, до какой хрипоты спорили подданные Карла, чуть только речь заходила о вере!.. «Почему, — горестно вопрошал он их и самого себя, — почему они все никак не успокоятся? Почему каждый не может молиться так, как хочет? И какое кому дело до убеждений соседа, если всяк волен иметь свои?» Призывать их к терпимости?.. Но само это слово было ненавистно яростным спорщикам. Никто из них не хотел терпимости. Каждый требовал, чтобы вся остальная страна молилась Богу точно так же, как он сам. «Ибо, — кричал каждый, — сие есть единственно верный путь!»

Борьба между сторонниками пресвитерианской и англиканской церкви не угасала. Карл был терпелив. Он старался обаять сторонников англиканства и польстить пресвитерианам, однако, убедившись в конце концов, что примирить враждующих невозможно, пожал плечами и, поскольку отцы англиканской церкви поддерживали его во время изгнания, перешел на их сторону. Был ли он прав?.. Этого он не знал. Но он жаждал покоя, чтобы насладиться наконец благами королевской власти. Он, ясно видевший в их спорах даже те уязвимые места, которых не замечали сами спорщики, готов был кричать: «Люди! Молитесь как кому угодно, но оставьте наконец меня и друг друга в покое!..» Но ревнители веры все равно не услышали бы его — потому-то Карл и выбрал самый легкий способ удалиться от словопрений, тяготивших его все более.

Теперь, когда закончились первые несколько месяцев его правления и с ними вместе закончился год, — кто мог сказать, какие новые победы, новые услады и новые печали готовит ему год грядущий?

Впрочем, одно он знал совершенно точно: пора подыскивать себе жену. Как-никак, тридцать один год — возраст, когда королю, если он намерен оставить стране потомство, следует обзавестись семьей. Мысль о жене приятно волновала короля: в конце концов, он был хорошим сыном и братом. Воображение рисовало ему супругу нежную, любящую и, разумеется, красивую. Надо обсудить этот вопрос с министрами, и лучше всего сейчас, пока Барбара на время угомонилась. Через месяц у нее должен был родиться ребенок — как она уверяла, от короля. Карл кривовато ухмыльнулся. Может, от него, может, от Честерфилда, а может, даже от незадачливого Роджера Палмера — с Барбарой этого никто не мог сказать наверняка. Королю пора уже было пресытиться ею — ведь, как это ни странно, Барбара оставалась чуть ли не единственной его фавориткой с самого момента его возвращения в Англию. Однако она до сих пор пленяла его. Во-первых, она была красавица — самая потрясающая из известных ему красавиц, — а Карл был тонким ценителем красоты. Тело Барбары, несравненное по совершенству и соразмерности, услаждало взор; лицо ее было прекрасно, и даже частые припадки ярости словно бы одухотворяли, а не искажали ее черты. Эта женщина казалась Карлу непостижимой — поэтому с нею ему никогда не бывало скучно. Иногда его привлекали и другие красавицы, но после нескольких свиданий он неизменно терял к ним интерес и возвращался к Барбаре — ибо Барбара, гневливая, безудержная и своевольная, была все же самым бесподобным существом во всем его королевстве.

Карл взглянул на часы. Утренняя прогулка подходила к концу. Возвращаясь, он снисходительно пожурил себя за то, что уже в столь ранний час позволил себе предаваться мечтам о Барбаре.

Барбара, возлежавшая на постели в доме своего супруга на Кинг-стрит, что в Вестминстере, приподнялась на локте. В колыбели лежало ее новорожденное дитя — девочка. Последнее обстоятельство не слишком радовало Барбару: она рассчитывала произвести на свет сына. Вспомнив, что ее в любую минуту могут навестить трое мужчин, каждый из которых в глубине души считает ребенка своим, Барбара подавила невольную улыбку. Пусть считают! Для себя она давно уже решила, кого назовет отцом девочки.

Раньше всех явился Роджер.

Какое же он все-таки ничтожество! Никто не мог понять, зачем Барбаре понадобилось выходить за него замуж, но Барбара лишь загадочно улыбалась. Она знала зачем. Бедный Роджер! Его следовало бы вознаградить за кротость!.. Увы, в последнее время он перестал быть таким кротким, как ей бы хотелось.

Стоя в ногах кровати, он переводил взгляд с жены на лежащего в колыбели ребенка.

— О Господи! — воскликнула Барбара. — Перестань смотреть на меня как агнец Божий, которого вот-вот кинут на съедение львам! И позволь тебе напомнить, Роджер Палмер, что при первой же неприятности ты мигом прибежишь за помощью ко мне!

— Я поражен, Барбара, — объявил Роджер. — Не думал встретить в женщине столь неприкрытый цинизм!

— А чего ради мне перед тобою прикрываться?

— Ты бессовестно обманываешь меня с другими!

— Я?! Тебя? Разве я хоть раз тебя обманывала? Я всегда открыто принимала любовников... в твоем доме.

— И это говорит женщина, только что разрешившаяся от бремени! Боже, какой позор! Ведь весь Лондон нынче гадает, кто отец ребенка.

— Ничего, как только девочка получит все полагающиеся ей титулы, Лондон быстро успокоится.

— Барбара, твои речи просто чудовищны!

— Во всяком случае, они откровенны!

— Значит, выходя замуж, ты, и не думала отказываться от своих любовников?

— А кто бы тогда стал меня удовлетворять? Уж не вы ли, сэр?

— Стало быть, Честерфилд?..

— Да, Честерфилд! — зло выкрикнула Барбара.

— Почему же ты тогда не вышла за Честерфилда — он ведь как раз был свободен?

— Я не вышла за него потому, что не захотела! На что мне муж, который при малейшей обиде хватается за меч? — Она рассмеялась хорошо знакомым Роджеру язвительным смехом. — Нет уж! Мне нужен муж смирный, муж, который умеет в нужный момент отвернуться и у которого нет громких титулов... И никакой надежды их получить, разве что с моей помощью!

— Барбара, ты бесстыдница!..

— Зато не дура.

— К чему мне все твои «почести», если они получены столь недостойным способом?

— Почести есть почести, Как бы они ни были получены!.. Ах, Роджер Палмер, я по глазам вижу, о чем ты думаешь! Прикидываешь, как отнесется к тебе Его величество, если ты потихоньку удочеришь его дитя, да?

— Барбара! Ты злая и вульгарная женщина, и... я даже сомневаюсь, что мы с тобою можем долее находиться под одним кровом!

— Так хватит сомневаться — убирайся!.. Или убраться мне? Не волнуйся, уж я-то без крова не останусь!.. Эх, Роджер Палмер!.. Признайся наконец самому себе, что ты попросту ревнуешь меня к моим любовникам!.. А все почему? Потому что сам хочешь быть моим любовником. Первым любовником!.. — Она расхохоталась. — Единственным любовником!