Евгения Марлитт - Тайна старой девы

Но Фелисита ничего не слышала. Незамеченная Фридерикой, она поднялась в мансарду и проскользнула в комнату умирающей.

Глаза старой девы все еще были открыты и беспокойно блуждали по сторонам, тихий хрип вырывался из ее груди. Рука то поднималась, то бессильно падала на одеяло. Фелисита подошла к кровати. Госпожа Гельвиг с удивлением взглянула на нее.

— Что тебе здесь надо? — громко спросила она, указывая на дверь.

Фелисита не ответила. В этот момент взгляд умирающей упал на девушку и в нем промелькнул луч сознания. Губы умирающей зашевелились.

— Позовите нотариуса! — прохрипела она. Фелисита бросилась вон из комнаты. Ей нельзя

было терять ни минуты. Но когда она проходила мимо комнаты с птицами, кто-то схватил ее сзади, отшвырнул на середину комнаты и затворил дверь. Фелисита упала на пол. Она ничего не видела, ничего не слышала, и вдруг кто-то напал на нее, как раз в тот момент, когда нужно было исполнить последнюю волю умирающей.

Фелисита бросилась к двери. Но ни стук, ни крики не помогали: дверь была крепко заперта... И кто бы мог открыть ее? Ведь не те же руки, которые втолкнули девушку сюда. Она догадалась, кто это был... Эта ужасная женщина сидела у постели умирающей и читала своим монотонным голосом молитвы. Кровь бросилась в голову Фелисите. Вне себя подбежала она к двери и снова начала стучать. Все было напрасно. Зачем ее заперли?.. Она должна была позвать нотариуса, как попросила тетя Кордула. Если тетя Кордула умрет без завещания, то все перейдет к Гельвигам... Кто знает, у скольких бедняков была отнята эта помощь, которая осчастливила бы их на всю жизнь?..

Фелисита села на стул и залилась слезами. Теперь было уже поздно, даже если бы ее и освободили. Может быть, дорогие глаза, с минуты на минуту ожидавшие появления Фелиситы, уже навеки закрылись...

Прошло больше двух часов. Молодая девушка боялась пошевелиться, так как при каждом ее движении птицы поднимали ужасный крик. В наступающей темноте они казались ей страшными призраками. Фелисита опять подошла к дверям и слегка толкнула их. Двери тотчас же открылись. На лестнице стояла мертвая тишина. Фелисите могло показаться, что ей приснился ужасный сон, если бы спальня не была заперта. Она посмотрела в замочную скважину. Окно было открыто... Да, все уже кончено!..

Фелисита спустилась в людскую. Вслед за ней вошел Генрих. Он повесил свою фуражку на гвоздь и приблизился к Фелисите. Грустный взгляд его заплаканных глаз растрогал застывшую от скорби душу девушки — она обняла его и безудержно залилась слезами.

— Ты видела ее, Феечка? — спросил он. — Фридерика говорит, что хозяйка закрыла ей глаза...

Фелисита перестала плакать и рассказала о случившемся. Генрих как сумасшедший забегал по комнате.

— И Господь допустил это?.. — восклицал он. — Поди-ка, пожалуйся! В суде тебе никто не поверит, потому что у нас не найдется свидетелей... И во всем городе никто тебе не поверит, ведь это благочестивая госпожа Гельвиг, а ты... Я всегда говорил, что это очень дурная женщина. Феечка, бедное дитя, она тебя обокрала. Сегодня я должен был пойти к нотариусу, завтра в два часа старая дева хотела сделать завещание в твою пользу... Да, да...

Рано утром госпожа Гельвиг появилась во дворе. Жалкая женщина, так часто нарушавшая святость праздника легкомысленной музыкой, умерла. Но все-таки она носила имя Гельвигов, и поэтому неизменный белый чепчик госпожи Гельвиг был заменен черным.

Она отворила дверь, ведущую в мансарду. Светлый гений уже покинул комнаты, по которым теперь проходила госпожа Гельвиг, Холодная, презрительная усмешка играла у нее на губах, но при виде книг в изящных сафьяновых переплетах ее взгляд зажегся непримиримой ненавистью.

Она взяла большую связку ключей, лежавшую на столике, и открыла бюро, заинтересовавшее ее больше всего. В ящиках царил образцовый порядок. Там лежали исписанные тетради, пожелтевшие от времени письма, аккуратно перевязанные полинявшими ленточками. Но госпожу Гельвиг не интересовало все это. Зато к ящику, доверху наполненному разными документами, она отнеслась очень благосклонно. Внимательно, с внутренним удовлетворением, она разворачивала лист за листом и быстро считала общую сумму выгодно помещенных денег. Эта сумма превосходила все ее ожидания.

Но этим расследование не ограничилось. Она переходила от шкафов к комодам, из комнаты в комнату с необыкновенной живостью и с нетерпением, которое возрастало с каждым шагом. Но она, по-видимому, не находила того, чего искала. Наконец, взволнованная, она вышла в галерею и, отдав приказание прислать к ней Генриха, снова возобновила прерванные поиски.

— Ты не знаешь, где покойная тетя хранила серебро? — спросила она у Генриха, когда тот наконец пришел. — Я знаю, что у нее должно было быть, по крайней мере, две дюжины серебряных ложек, серебряные подсвечники, кофейник, молочник... И я ничего не могу найти, где все это?

— Не знаю, хозяйка, — спокойно ответил Генрих. Он подошел к столу и вынул из ящика два серебряных прибора. — Вот все, что я видел у покойной.

Госпожа Гельвиг закусила губу, выдержка покинула ее.

— Какой скандал, если она продала или подарила семейные драгоценности, хотя это не похоже на нее! — сказала она вполголоса. — Но я не успокоюсь до тех пор, пока не найду всего. Здесь были еще и бриллианты...

Она умолкла, ее взгляд упал на стеклянный шкаф, в котором хранились ноты. Там она еще не искала. Госпожа Гельвиг рванула резные дверцы: на полках лежали кипы журналов. Она с ненавистью начала вынимать пачку за пачкой и бросать их на пол. Аккуратно сложенные тетради разлетались в разные стороны.

В старике закипела злоба, он сжал кулаки и бросил на грубую женщину страшный взгляд. Он видел, как блестели глаза старой девы, когда по почте приходили эти книги, доставлявшие ей столько радости и утешения.

— Здесь собраны все непримиримые враги святой церкви, — пробормотала госпожа Гельвиг. — И я столько лет вынуждена была терпеть эту оставленную Богом старую деву под своей крышей.

При виде нот у нее вырвался хриплый смех. Она открыла шкаф и приказала Генриху принести корзину, куда он должен был сложить все книги и ноты. Он тщетно ломал голову над дальнейшей судьбой этих книг. Высокая женщина стояла рядом с ним и строго следила за тем, чтобы ни один листок не остался в шкафу. Сама она ни до чего не дотронулась и, казалось, боялась обжечь себе руки, притронувшись к тетрадям.

Наконец она приказала слуге отнести корзину вниз и, тщательно заперев все двери, последовала за ним. К большому неудовольствию Фридерики она вошла в кухню. Генрих должен был поставить корзину на пол и принести ножницы.