Нина Бомонт - Карнавал в Венеции

Он скучал по этому дому. Хотя здесь его ругали за шалости, хотя доброжелательный Лука всегда затмевал его своей мягкостью, это был его дом, принадлежащий ему по праву рождения. Теперь у него больше нет дома. Но и у Луки его не будет, злобно усмехнувшись, подумал Маттео.

А сейчас нужно уходить. Он убедился, что проникнуть в дом не составляет труда и что в случае чего слуги его не опознают. Только старый Рико мог в былые времена различить близнецов.

Все же что-то подсказало ему, что уходить рано. Убедившись, что все тихо, Маттео вошел в спальню Луки.

Стол был завален картами и книгами. На спинке стула висела небрежно брошенная рубашка. В эмалированной чаше лежало массивное золотое кольцо, точно такое же, как на пальце Маттео, которое, правда, только с виду было такое. На самом деле это лишь искусная подделка, изготовленная ювелиром во Флоренции. Настоящим кольцом Маттео купил себе свободу семь лет назад, бежав из подвалов Дворца дожей.

Черная злоба, сжигавшая его с тех пор, как он себя помнил, всколыхнулась в душе Маттео. Он был этому рад, потому что именно ненависть была смыслом его жизни все эти годы. Но сейчас это чувство почему-то не придавало ему сил, а просто росло и росло, вытесняя все остальные.

Как будто черная пелена опустилась перед глазами Маттео, ослепляя его. Он пошатнулся и наткнулся на стол. Потная ладонь, скользнув по гладкой поверхности, наткнулась на какой-то твердый предмет. Он схватил его и в безумной ярости швырнул на пол. Из его груди вырвался хриплый стон и проклятье.

Он очнулся от собственного крика. На полу лежал искореженный подсвечник со сломанными свечами.

Шум в соседней комнате заставил его насторожиться. Быстро и бесшумно подойдя к двери, он вытащил кинжал и замер, готовый к нападению. Кто бы ни вошел, ему стоит лишь немного откинуть голову, сделать всего одно движение — и кровь хлынет потоком. Маттео даже улыбнулся в предвкушении.

— Что случилось?

Голос по ту сторону двери был женским, и Маттео почувствовал, как его тело напряглось от этого немного хрипловатого звука.

Его взгляд упал на ручку двери. Ощущение, испытываемое диким зверем, готовым наброситься на свою жертву, вдруг исчезло, и Маттео в изнеможении прислонился лбом к двери.

Как он ждал этого! Было что-то невыразимо приятное в том, как ты перерезаешь горло человека. Наверно, это как-то связано с его восприятием прекрасного — эта восхитительно алая кровь!

— Лука? Что-нибудь случилось?

Голос заинтриговал Маттео. Кого это Лука держит взаперти? Конечно же не любовницу. Степенный и добропорядочный Алвизе никогда бы не позволил, чтобы Лука поселил в их доме — этом святилище Дзани — порочную женщину. Маттео наверняка бы узнал, если бы Алвизе позволил Луке жениться. Эмилия оказалась бесплодной, и роду Дзани грозило вымирание.

Маттео сунул кинжал обратно в ножны. Любопытство взяло верх, и он повернул ключ.

Перед ним стояла девушка с глазами невероятной синевы. Что-то в ее облике показалось ему знакомым. Не видел ли он ее раньше, мелькнуло в голове Маттео. Вожделение горячей волной захлестнуло его.

— Что могло случиться, скажи, пожалуйста? — Его красивый рот искривила мерзкая улыбка.

Услышав шум за дверью и почти звериный крик, Кьяра вскочила со своего места у окна и подошла к двери.

Потом в соседней комнате наступила тишина, и никто не ответил на ее вопрос. Она решила, что у нее просто разыгралось воображение и никакого шума не было.

Ей нет никакого дела до того, что происходит в комнате Луки. Она ничем ему не обязана. Но тут она вспомнила, как он держал ее в объятиях всю ночь, и в ее душе зашевелилось беспокойство.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

Снова никто не ответил.

Но только она отступила на шаг от двери, как та распахнулась, и девушка увидела улыбающееся лицо Луки.

Не прошло и секунды, как ее окутало зло. Она попыталась пошевелиться, но не смогла. Было такое ощущение, будто она стоит в зыбучем песке над пропастью, которая вот-вот ее поглотит.

Она видела, как шевелятся его губы, но у нее так шумело в ушах, что она не разобрала ни слова.

Наконец-то, подумала она. Наконец-то она видит сущность этого человека. Ее разум ликовал, но сердце переполняла боль.

Он сделал шаг к ней навстречу, и ее охватил ужас. Он что-то сказал — она все еще ничего не слышала — и протянул к ней руку. На среднем пальце сверкнуло золотое кольцо. Только бы он до нее не дотронулся! Если прикосновение будет таким же нежным, как ночью, она не сможет воспротивиться злу.

Кьяра тряхнула головой. Как она могла забыть? Зло окружает ее, словно ядовитый запах, а она думает неизвестно о чем. Что с ней? Не сходит ли она с ума?

Она сосредоточилась, воззвав к своему внутреннему голосу, и услышала: «Смотри и верь».

Человек был черным, и тьма окутывала его как саван. Но далеко позади него мерцал свет — белый и чистый, окаймленный золотом, как будто освещенный солнцем.

Видение было зеркальным отражением того, что она видела при первой встрече.

Выйдя из транса, Кьяра увидела перед собой его прекрасное лицо, но оно было искажено яростью и страхом. Из его груди вырвался крик, похожий на тот, который она только что слышала. Мужчина грубо оттолкнул ее, и она упала, больно стукнувшись головой.

Она хотела закричать, но он уже отвернулся, направляясь к двери. Черный плащ, развевавшийся у него за спиной, был похож на хищную птицу.

Кьяра еще долго смотрела ему вслед. Потом ее взор помутился, и она потеряла сознание.

Она смотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами. Почему она уставилась на него так, словно он сам дьявол? Вопрос его прозвучал вполне дружески. Больше того, он ей улыбался. И даже злоба в его душе немного утихла.

Потом до него дошло, что она боится вовсе не его. Она боится Луки.

Ну и ну, подумал Маттео. Интересно, что сделал с этой девушкой его правильный, честный и благородный братец, раз она так напугана?

— Не бойся, радость моя, я не Лука. — Он провел рукой по ее роскошным черным кудрям.

Но она по-прежнему смотрела на него глазами затравленного дикого зверька.

— Иди ко мне, малышка. Ты такая хорошенькая. Позволь мне показать тебе, как я тобой восхищаюсь. — Маттео играл ее волосами.

Кьяра замотала головой, и хотя его губы все еще улыбались, взгляд стал жестким. Придется преподать ей урок, решил он. Всю жизнь он только и занимался тем, что учил женщин повиноваться. Иногда он поступал с ними жестоко. Но другого обращения они не понимают.

Он уже почти схватил ее за горло, когда увидел, что ее взгляд затуманился, а глаза остекленели. Что это с ней? Его руки упали ей на плечи, пальцы впились в упругую молодую плоть.

— Будь ты проклята! — вскрикнул он. — Что с тобой происходит?