Вера Рочестер - Месть еврея

— Боже мой! Как ты можешь гулять по такой ду­хоте! Воздух тяжел, как свинец, может вдруг разра­зиться гроза.

— Вот уже две недели как стоит жара, а грозы все нет. Во всяком случае, предупреждаю тебя, что иду к охотничьему павильону, а там тропинка ведет к ручью. Это прелестное место и прохладное, я люблю читать там под тенью дуба.

Взяв книгу, она кивнула на прощанье и сошла в сад.

К Валерии вполне возвратилось душевное спокойст­вие, выражение тихой грусти в голубых глазах очень шло к ее прелестному лицу. Она носила еще траур, но из-за жары на ней было вместо тяжелого сукна легкое летнее платье, а на голове соломенная шляпа с широкими полями.

Скорым легким шагом прошла она парк и добралась до леса, вдыхая полной грудью ароматный воздух под густыми деревьями. Увлеченная прогулкой, сама того не замечая, она уклонилась от своего пути, пошла незна­комой ей тропинкой и очутилась близ маленькой прога­лины, в конце которой под тенью высокого дуба вид­нелась дерновая скамья, окруженная кустами роз.

— Как это я никогда не видела этого прелестного уголка? — подумала Валерия, в утомлении опускаясь на скамью. Она раскрыла книгу и погрузилась в чтение.

Сколько времени просидела Валерия, она и сама не знала, но надвинувшаяся вдруг темнота привлекла ее внимание. Она подняла голову и с беспокойством уви­дела, что все небо затянулось черными тучами. Валерия быстро встала, чтобы вернуться скорей домой, но едва сделала несколько шагов, как стали падать крупные капли дождя. Приподняв платье, княгиня пустилась бе­жать, в надежде достигнуть охотничьего павильона, пока еще не разразилась гроза. Но второпях она сбилась с тропинки, ноги ее вязли во мху, платье цеплялось за сучья, и смотря под ноги, чтобы не споткнуться о корни, Валерия продвигалась медленно, встревоженная и погло­щенная страхом заблудиться. Но вот ей показалось, что тропинка нашлась, и она опять пустилась бежать, как вдруг так сильно столкнулась с кем-то, не успевшим посторониться, что упала бы, не поддержи ее сильная рука. Княгиня с испугом подняла глаза и встретила страстный, устремленный на нее взгляд. Она отшатну­лась, невольно вскрикнув:

— Самуил, вы? — и тотчас поправилась,— извините, барон, я так сильно толкнула вас!

Банкир поклонился.

— Я должен извиниться, княгиня, что испугал вас, так неловко попавшись на дороге, и вызвал этот тол­чок, который был вам неприятен.

Несмотря на внешнюю вежливость, в этих словах звучало нечто, оскорбившее Валерию. Она кивнула слегка головой и хотела продолжать свой путь, но Гуго загородил ей дорогу.

— Позвольте вам заметить, княгиня, что вы далеко от вашего дома, а дождь усиливается, и вы промокнете насквозь, особенно идя полем. В нескольких шагах от­сюда есть дощатый домик, где вы можете укрыться, по­ка не пройдет ливень. Позволите мне проводить вас туда.

— Благодарю вас, барон, но я не боюсь промокнуть и желаю вернуться домой,— холодно ответила Валерия в сердце которой кипело раздражение.

— Вы рискуете простудиться из-за каприза, княгиня. Мать должка быть благоразумней. Или,— горькая на­смешка звучала в голосе Гуго,— мое присутствие до та­кой степени вам неприятно? Насколько помню, я ничем не вызвал и не заслужил этого.

Молодая женщина гордо подняла свою хорошенькую головку, и в голубых глазах блеснула досада.

— Ваш способ убеждать неотразим, г-н Мейер, я сдаюсь и принимаю ваши услуги. Впрочем, предположе­ние, что ваше присутствие могло повлиять на мои наме­рения, весьма ошибочно. Я просто не хотела, чтобы обо мне беспокоились дома.

Вельден ничего не ответил. Он жестом предложил следовать за ним, пролагая дорогу сквозь густой кус­тарник, и через пять минут ходьбы они вышли на боль­шую лужайку, легким склоном спускавшуюся в долину, в глубине которой бурлил ручей. Посреди лужайки вид­нелся маленький дощатый павильон, а недалеко от входа стояло крошечное шале, точно игрушка, и в открытую дверь виднелся стол, стулья и даже прялка под рост ма­леньких хозяев, тут же между деревьями висели качели.

Банкир вынул из кармана ключ и, отперев дверь в павильон, ввел в него княгиню, сам же остался под дож­дем, хлынувшим в эту минуту, как из ведра. Валерия с любопытством рассматривала все, ее окружающее. Оче­видно, это была мастерская. У стены она заметила моль­берт с картиной, завешенной холстом, а возле, на та­бурете, стоял ящик с красками, лежали палитра и кисти. Далее, на конце стола, нагромождены были летучие змеи, воланы, обручи, крокет и другие игрушки. Когда Ва­лерия села на единственный стул, стоявший перед моль­бертом, то заметила, что банкир не вошел в павильон.

— Что вы делаете, барон? — спросила она после не­которого колебания.— В свою очередь, должна вам за­метить, что вы рискуете жизнью, и что отец должен быть благоразумнее, особенно вы: у ваших детей нет более родственников. И я не хочу брать ответственность в ва­шей смерти. Если вы не войдете, то я не могу долее пользоваться вашим гостеприимством, а уйду из-под этого крова, откуда вас изгоняет мое присутствие.

— Я крепче вас, княгиня,— сказал банкир с усмеш­кой. — Впрочем, я столько раз избегал смерти, что при­вык себя считать неуязвимым. Но успокойтесь, угры­зения совести, что вы меня уморили, вас не будут му­чить, и я подчиняюсь вам и вхожу.

Войдя, он прислонился к двери, а Валерия отверну­лась и смотрела на дождь, ударявший в стекло. Воцари­лось молчание. Почти невольно взгляд Гуго обратился к молодой женщине и не мог от нее оторваться. Серд­це его забилось от страстного восхищения и тысячи на­хлынувших воспоминаний. В этот миг он забыл разде­лявшее их трагическое прошлое, и эта иллюзия была извинительна, так как годы не изменили нежную кра­соту Валерии: между двадцатишестилетней женщиной и прежней молодой девушкой почти не было разницы. В эту минуту, отвернувшись в сторону, с выражением смущения, холодности и неудовольствия на светлом лице, она живо напомнила ему первое время их помолвки, и тяжелый вздох вырвался из его стесненной груди.

Рудольф не ошибся. Гуго ревновал, и это чувство доводило его иногда чуть ли не до безумия. Его любовь, никогда не угасавшая, пробудилась с новой силой. Но нынешний Мейер не был уже молодым безумцем, гото­вым взбираться хоть на небо. Теперь для себя он ни на что не надеялся, хотя и был уверен, что такая молодая, красивая, окруженная поклонением женщина выйдет вторично замуж. И мысль, что она будет принадлежать другому, сводила его с ума и внушала враждебное чувство к Валерии, сильное желание оскорбить ее и дока­зать ей, что она забыта.

Инстинктивно чувствуя обращенный на нее взгляд, Валерия первая прервала неловкое молчание.

— Отчего вас никогда не видно, барон,— спросила она, поворачиваясь и вспыхивая, так как глаза ее встре­тились с глазами Гуго и уловили в них выражение глу­бокого чувства, которое он постарался скрыть.— Ру­дольф жаловался не раз, что вы избегаете его без вся­кой причины и отклоняете его приглашения?