Элизабет Хеншэлл - Наперекор судьбе

Альберт Малле был единственным из пяти баронов, которого узнала Мэдселин. Было ясно, что он представлял Ричарда Д'Эвейрона. Остальные четверо сидели с мрачным видом, явно недовольные тем, что им предстояло вершить правосудие в зале де Вайлан. Взмахом руки Малле приказал ввести Орвелла.

Все головы повернулись к дверям, чтобы проследить, как Генри Орвелл медленно идет в середину зала. Он остановился перед стоявшим на возвышении столом и со скучающей миной оглядел судей. Он выглядел не так безукоризненно, как обычно. Темные штаны его и туника были забрызганы грязью и покрыты пылью, башмаки перепачканы, а плащ разорван. Он не был похож на человека, готовящегося встретить смерть.

Глядя мимо Орвелла, Мэдселин чуть не свернула себе шею, пытаясь высмотреть Эдвина. Англичанин стоял в противоположном конце зала, наполовину спрятавшись в тени. Его светловолосая голова возвышалась над окружавшими его людьми. Глаза его были устремлены на врага. Он ни на миг не сомневался, что этот человек вырезал его семью и разрушил его жизнь.

Альберт Малле встал, чтобы обратиться к собранию:

— Генри Орвелл обвиняется в предательстве, а милорды Фитцневилл, де Монморанси, Верной и Стэнли присутствуют здесь, чтобы именем короля совершить правосудие.

По толпе пронесся глухой ропот, однако Орвелл оставался бесстрастным.

Малле обратил свое красивое лицо к обвиняемому, устремив на него тяжелый немигающий взор.

— Что вы можете сказать по этому делу, Орвелл?

Улыбнувшись, Генри Орвелл недоверчиво покачал головой.

— Вы прекрасно знаете, что я ни в чем не повинен. — Его тихий, убедительный голос пронесся по залу. — В сущности, я оказался жертвой в этой печальной истории.

Все пять судей невозмутимо отмели эти слова, и у Мэдселин немного отлегло от сердца. Было не похоже, что эти люди сочувствуют обвиняемому.

— Объяснитесь, — протянул самый низкорослый из судей. Он тер своими пухлыми пальцами заросший щетиной подбородок. При этом его толстые щеки сотрясались. Темные, похожие на бусинки глаза злобно косились на пленника из-под кустистых бровей. Однако Орвелла, похоже, это не беспокоило. Он просто наклонил голову, милостиво соглашаясь.

— Я всегда был преданным слугой короля, обоих королей, и по достоинству награждался за мою службу, — ответил он, глядя прямо в глаза обвинителю. Сбросив через плечо плащ, Орвелл повернулся и посмотрел на остальных судей. — Я пришел сюда с Уильямом Нормандским, так же как и вы, Вернон. Тогда были суровые времена, не так ли?

Человек, к которому он обращался, неохотно кивнул, громко шмыгнул носом и вытер его довольно грязным рукавом.

— За двадцать лет люди меняются, Орвелл, — как-то бессвязно пробормотал он и отпил большой глоток вина из чаши.

— Может быть. Тогда я был молодым, возможно, более отчаянным, но все равно я хорошо командовал. Мы надежно оберегали наши земли и держали англичан в узде. Это была грязная работа, но я следовал приказам короля. — Орвелл обратил взор на другого человека, сидевшего перед ним. — Де Монморанси может подтвердить это. Время от времени мы объединяли свои силы.

Все глаза затем устремились на самого высокого барона из пяти и самого старшего. У Монморанси было худое, с резкими чертами и совершенно безразличное лицо. Космы седых волос прилипали к его сверкающему черепу, и он время от времени почесывал их.

— Да. Король был доволен вашей работой. Он описывал используемые вами методы как весьма… «совершенные».

— Он дал мне земли, которые требовали жесткого, справедливого и верного хозяина, — мрачно ответил Орвелл. — С тех пор скотты постоянно ломились в мои ворота, но было бы глупо обмануть доверие короля.

— Да, и в самом деле глупо, — откликнулся Монморанси. — Однако прибыльно.

На это Орвелл беспечно пожал плечами.

— Верно. Однако меня можно назвать кем угодно, но только не глупцом.

Мэдселин заметила, что он посмотрел в направлении Эдвина, но не разобрала выражения лица Орвелла. Эдвин же не мигая, смотрел на него.

— Продолжайте, Орвелл, — прорычат Вернон. Грубое, похожее на луковицу лицо его в свете факелов казалось еще топорнее.

— Когда Вильгельм Завоеватель умер и королем объявили Руфуса, скотты сделались более назойливыми. Они обнаглели и постоянно совершали набеги на мои земли. Мне было трудно сдерживать их, поскольку мы здесь так разрозненны. — Орвелл приподнял брови, словно в ожидании ответа на свой вопрос.

Однако ему ответил только Монморанси — да и то хмыкнув. Остальные продолжали взирать на Орвелла с растущей неприязнью. Несмотря на то, что Мэдселин не было жаль Орвелла, она с сочувствием подумала о том, как несладко, должно быть, ему сейчас приходится, как страшно стоять перед этими суровыми людьми.

Орвелл вздохнул.

— Я понял: чтобы отбиться от скоттов, нужно применить более изощренные меры. Вот я и предложил им мир в качестве цены за прекращение набегов.

Услышав эти слова, бароны заерзали на своих сиденьях и посмотрели друг на друга, самодовольно усмехаясь.

— А неплохая цена, не так ли? — со смешком спросил Вернон.

— Только для того, чтобы выведать их планы, — жестко парировал Орвелл. — Если мы будем убивать по нескольку скоттов каждый день — это ничего не даст, но король будет рад, если мы возьмем в плен нескольких их вожаков. А может, и принца!

В зале повисла оглушительная тишина. Никто не сомневался, что Уильям Руфус и вправду будет очень рад, если ему в руки попадется шотландский принц. Безусловно, тот самый, кто устраивает разорительные набеги на его земли. Бароны перестали ухмыляться и с вновь возникшим интересом уставились на Орвелла.

Мэдселин почувствовала, что она почти не дышала все это время, и медленно вдохнула. «Все это очень умно, и Орвелл необычайно изворотлив. Они не должны верить ему».

— Разумеется, — продолжал Орвелл, — я был не первым, кто пытался договориться с ними. Они очень настороженно отнеслись сперва к моим намерениям, но потом мне удалось обмануть их.

— А почему вы не говорили об этих планах Д'Эвейрону? — подозрительно поглядел на него Вернон.

— Это слишком опасно. Скотты сказали, что кто-то уже платил им, и я не хотел возбуждать подозрения. Это необходимо было держать в тайне.

— Что ж, весьма удобно, — пробормотал маленький черноглазый барон.

Проигнорировав эту колкость, Орвелл повернулся и поглядел на Малле.

— То, что Д'Эвейрон подозревал меня, было мне как раз на руку. До скоттов дошли такие слухи, и они стали доверять мне. Я был близок к тому, чтобы раскрыть, кто стоял за всеми этими набегами, но тут Д'Эвейрон допустил ошибку.

Альберт Малле с шумом выдохнул:

— Ричард Д'Эвейрон — не дурак, Орвелл. Он никогда не доверял тебе.