Моника Маккарти - Дочь моего врага

Он не ответил, и Анна сказала:

— Я знаю, самое главное — то, что я люблю вас.

Ее слова, казалось, причиняют ему боль. Он погладил ее щеку. Печаль в ее глазах была такой, что у него сжалось сердце.

— Вы, конечно, можете так считать, но скоро все изменится.

Его покровительственный тон и загадочные предостережения разозлили ее.

— Но своего мнения о вас я не изменю, — ответила Анна. — Все очень просто, Артур. Вы хотите на мне жениться или нет?

— Не имеет значения, чего я хочу. Я думаю о вас, Анна. Возможно, сейчас вы мне не верите, но доверьтесь мне, когда я говорю, что пытаюсь поступить правильно. Я не хочу причинить вам боль. За следующие несколько дней многое может измениться. Война изменит все.

Он был прав. Казалось, все ее мечты висят на волоске. Война надвигалась на них, и все могло измениться в мгновение ока. Власть Макдугаллов в Северо-Шотландском нагорье балансировала на острие меча, но было нечто такое, за что стоило держаться.

— Но мои чувства к вам не изменятся. Только ваши чувства под вопросом. — Она помолчала. — Вы так и не ответили на мой вопрос.

Он выругался и сделал несколько шагов от двери, намереваясь подойти к Анне. Его голова почти упиралась в потолок. Он походил на льва в тесной клетке. Он был весь напряжен.

Наконец он сделал рывок и схватил Анну за руку.

— Да, черт возьми, я люблю вас и хочу на вас жениться!

Окутывавшее ее черное облако рассеялось. Это объяснение в любви и предложение были не самыми романтичными, но и этого было достаточно.

По всему ее телу распространилось тепло, и она улыбнулась:

— Кроме этого, больше ничего не имеет значения.

Она подалась к нему, инстинктивно пытаясь быть ближе. Он вздрогнул, но на сей раз Анна истолковала это правильно: он желал ее. Отчаянно желал. Хотя и старался не поддаваться желанию. Анна чувствовала, как от его тела волнами распространяется напряжение.

Его взгляд коснулся ее губ и потемнел от желания.

— Что, если я не вернусь, Анна? Что тогда?

Ее кровь превратилась в лед. Значит, это он имел в виду? Он пытался подготовить ее к тому, что может пасть на поле боя?

Она не могла вынести этой мысли, но знала, что такое возможно. Он мог умереть.

Она привлекла его к себе и вцепилась в крепкие плечи так, будто решила никогда не отпускать.

Бог не мог быть настолько жестоким, чтобы отнять его у нее.

Сердце ее сжалось.

Но если бы он…

Она знала, чего хочет. Не в ее власти было изменить то, что может случиться завтра, но она могла взять под свою власть этот миг. И возможно, она потому и привела его сюда.

Кровь с ревом неслась по жилам Артура, на лбу выступила испарина.

Анна была слишком близко. А его потребность в ней стала почти мучительной.

Они были одни. И это было слишком опасно.

— Я не хочу думать о войне и о завтрашнем дне. Я хочу думать о том, что сейчас. Если сегодня последний день, когда мы можем быть вместе, чего бы ты хотел?

Артур почувствовал, что Анна тянет его к себе. Больше всего на свете он желал того, что она предлагала.

Сердце его бешено застучало, когда Анна приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Он застонал, стараясь побороть потребность ответить на ее страсть. Он знал, что, начав эту игру, уже не остановится.

Ее губы были такими теплыми и такими нежными и шелковистыми. Такими сладостными. У нее был вкус меда и аромат…

Господа! У нее был аромат свежего летнего сада под солнцем.

Губы Артура скользнули по щеке Анны, и его охватила дрожь. Он не мог больше сдерживаться. И молча молился, чтобы она перестала подвергать его пыткам. Но все становилось только хуже.

— В прошлый раз, — прошептала Анна, прижимаясь губами к его шее, — мы были так близко… Я хочу узнать и остальное.

По его виску стекла бисеринка пота. В холодной комнате быстро становилось тепло и душно.

Анна обвила руками его шею. Ее глаза поймали его взгляд.

— Научи меня этому, Артур.

Это дерзкое предложение стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения и сокрушившей решимость. Со стоном, похожим на рычание, он прижал ее к двери. Он целовал ее. Нет, скорее пожирал поцелуями. Он наслаждался прикосновением ее губ и языка и целовал ее так, будто не мог ею насытиться.

Ее пыл был равен его страсти, она встретила его язык своим, повторяя его действия.

Шум в его голове превратился в рев. Тело напряглось. Но этого было недостаточно. Он склонился к ней, укачивая ее в своих объятиях. Сначала нежно, потом все более настойчиво. Ему хотелось поднять ее юбки и войти в нее. Почувствовать содрогание ее плоти. И повторять это снова и снова, утверждая свое право на нее. Но она была такой покорной, такой отзывчивой и такой чистой в своей жажде наслаждения, что и в нем поднялась волна нежности к ней.

Он отпрянул, и Анна посмотрела на него с недоумением. Глаза ее туманились страстью, губы были полуоткрыты и припухли от поцелуев.

— Пожалуйста, не останавливайся…

— Тсс. — Он отмел ее протест нежным поцелуем. — Я не останавливаюсь.

Теперь было слишком поздно. Он обычный мужчина, а не святой.

Он так сильно желал ее, а она его поощряет. Он знал, что сожаления и раскаяние придут позже.

Однако он не мог овладеть Анной, прижимая ее к двери. Он не станет вести себя, как дикий зверь.

Он отстегнул брошь Кемпбеллов, которой закалывал плед, и расстелил его на каменном полу. Сел на него и протянул ей руку.

Анна не колебалась. Ее рука скользнула в его ладонь, и улыбка ее чуть не разорвала его сердце. Она позволила ему осторожно опустить ее на плед. Там хватило места, чтобы расположиться между бочонками с вином.

Его рука скользнула по ее волосам, он притянул ее лицо к себе и начал целовать со всей кипевшей в нем страстью. Он целовал ее так, будто важнее ее для него не было ничего на свете.

И Анна отдалась сладостной властности его поцелуев.

Она чувствовала умиротворение. В его объятиях ее охватило блаженное ощущение покоя, недоступное прежде.

Его рука скользила по ее волосам: он баюкал ее в своих больших огрубевших ладонях. Его большой палец ласкал круговыми движениями ее затылок и шею.

Она могла бы без конца целовать его так, лежа рядом с ним, сливаясь с ним, ощущая близость его тела, его тепло. Долгие томные прикосновения его языка сделали ее горячей. И это было прекрасно. Но поцелуй его становился все жарче и требовательнее, руки сжимали ее так сильно, что она чувствовала стальной стержень возле своего живота, и теперь поцелуев ей было недостаточно.

В ней нарастало непривычное и странное ощущение. Это походило на пробуждение.

Его пальцы оказались внутри ее, и она ощутила спазм острого наслаждения и облегчение.

Анна застонала и обвила его бедрами, желая получить наслаждение и освобождение, какое может дать только близость. Ее тело горело, соски отвердели и были напряжены и чувствительны.