Жанна Бурен - Дамская комната

— Лошадь моя устала от этих концов туда и обратно, она еле шла, и у меня ушло много времени на возвращение. Ну а врач вот-вот появится.

Действительно, очень скоро приехал врач. Мужчина лет сорока, он сохранил, несмотря на свое изысканное платье и докторскую шапочку, очень простой вид и произвел хорошее впечатление на Флори. С узким, длинным саквояжем, в котором хранил лекарства и который нес как-то неловко, он явно думал о своей внешности меньше, чем о симптомах болезни, из-за которой его пригласили. Он внимательно выслушал все, что могла сказать ему молодая женщина, прежде чем спросить, может ли он осмотреть больную.

Подойдя к ней, он методически пощупал пульс, осмотрел язык, взглянул на мочу в пузырьке и задал несколько вопросов о том, часто ли она кашляет и что у нее болит.

— У меня много таких больных, — сказал он Флори. — Это воспаление в груди вызвано, несомненно, исключительно низкой температурой нынешних зимних месяцев. Не думаю, чтобы состояние вашей матери было более тревожным, чем у всех других. Однако отнестись к нему следует серьезно. Делайте ей теплые припарки с мукой из льняных зерен два раза в день. Давайте пить настой просвирника, в который можете добавить унцию сиропа мака-самосейки, я его вам оставлю. Не давайте лишнего, так как если он и оказывает благотворное действие, в очень больших дозах может быть вреден. Наконец, во время приступов кашля пусть она пьет несколько глотков ольхового вина. Ей тут же полегчает.

Он был очень внимателен и хотел, чтобы его хорошо поняли.

— Я приду снова завтра.

Доктор приходил несколько дней подряд, казалось не обращая никакого внимания на снег, который валил все время.

Он входил в дом, стряхивал с плаща хлопья снега, вынимал из саквояжа какой-нибудь новый эликсир, приготовленный накануне, таблетки или же какую-нибудь мазь, рецепт которой нашел в сборнике арабской медицины.

Состояние Матильды не ухудшалось, но и не становилось лучше.

— По дороге к вам я зашел в собор святого Мартина, — сказал он Флори во время четвертого визита, — попросить чудотворца помочь в излечении одного из моих больных, с которым дело очень плохо. И воспользовался этим случаем, чтобы помолиться за вашу мать.

— Спасибо, доктор Лодеро. Я тоже просила молиться за нее свою сестру, бенедиктинскую монахиню в Туре, вместе с ее подругами.

Внимание врача очень трогало Флори. Его заботливость полностью подтверждала впечатление о нем, которое она вынесла с самого начала. В противоположность многим его коллегам наука, которой его обучили, не убила в нем человеческие чувства.

После осмотра Матильды Флори, как обычно, и на этот раз предложила ему теплого вина с корицей.

— Мы так благодарны вам, доктор, за то, что вы приходите в такую отвратительную погоду, — говорила Флори, пока он пил. — Такой долгий путь и небезопасный…

— Ах! Эти неприятности входят в мою профессию, — сказал он с улыбкой. — Бывало и похуже!

— У него были серые глаза, под цвет седых волос, большой нос любителя покушать, глубокие морщины на голом лбу.

— У меня сейчас много больных за городом, — продолжал он, опустошая бокал, — по всей окрестности, и приходится проводить в дороге больше времени, чем у каждого из них.

Он поднялся.

— Теперь я еду в Сен-Пьер-де-Кор к человеку, разбившему локоть при падении двуколки. А потом, прежде чем вернуться в Монлуи, заеду в Тюиссо, к счастью, это совсем рядом.

Флори, уже направившаяся было к двери проводить врача, с живостью обернулась.

— Там тоже кто-то болен? — спросила она, даже не подумав.

— И да и нет. Там поселился дворянин, приехавший из Палестины вместе с королем, и, видно, ему не очень нравятся наши места. Это заметно по его настроению. Он жалуется на ужасные боли в голове и бессонницу. Мои лекарства ему, увы, не приносят облегчения, поэтому он часто приглашает меня к себе попробовать какое-нибудь новое лекарство.

Он пожал плечами, закутываясь в свой тяжелый плащ.

— Мы с ним много беседуем. Иногда он оставляет меня поужинать. Это человек больших знаний и таланта. Ему случается и писать прекрасные стихи, но счастливым его не назовешь.

— Почему же он живет в Турени, если ему здесь не нравится?

— Не знаю. По правде говоря, я вообще мало знаю о нем. Он подробно рассказывает о нравах неверных, об их культах, об огромных трудностях, которые приходится преодолевать свободному королевству Иерусалима, чтобы выжить, но никогда ни слова не говорит о своих собственных заботах. Впрочем, при этом он, как ни удивительно, живо интересуется живущим здесь людьми, их образом жизни… признаться, причины этого интереса мне не очень понятны.

— Он живет один?

Ее тон выдавал желание оставаться нейтральным. Однако в действительности таким не был, потому что доктор Лодеро на секунду задержал на своей собеседнице такой же внимательный взгляд, как при расспросах Матильды об ее самочувствии во время своих визитов.

— Он живет на широкую ногу, у него много слуг, но не видно, чтобы рядом с ним был кто-то, кто ему дорог.

Флори не осмеливалась продолжать свои вопросы. Она попрощалась с врачом и вернулась в свою комнату.

На следующее утро снег уже не шел, но мороз усилился. Люди с трудом балансировали на скользком замерзшем снегу. С крыш свисали сосульки, колючий ветер перехватывал дыхание, свистел по всей долине Луары. Издалека, из глубины окружавшего поместье леса, доносился вой волков.

— Погода такая, что хороший хозяин собаку из дому не выгонит, — заметила Сюзанна, укладывая поленья на еще теплившиеся со вчерашнего вечера головешки и золу. — Дорога, наверное, такая скользкая, как ваше зеркало из полированного олова. Сегодня доктор, конечно, не приедет.

— Посмотрим.

Флори готовила для матери теплое молоко с медом.

— Я тоже хочу этого попить, — сказала Агнес, бегавшая по всей зале со своими обеими левретками.

— Почему бы и нет? Ничего нет лучше для здоровья.

День прошел в мелких делах. Матильде, казалось, стало лучше. Температура понизилась. Помогая матери одеться, а потом во время еды Флори обменялась с нею несколькими фразами.

Доктор Лодеро не едет. Никого не видно на дороге, да и ее самой не различить под сплошной коркой льда и снега. Деревня, холмы, величественная равнина, деревья — все было либо белым, либо черным, белое и черное, без конца и края. Неприветливое небо едва пропускало свет. Низкое и серое, оно дышало такой суровостью, что казалось невозможным, чтобы все еще где-то продолжало существовать солнце.

После легкого ужина Матильда осведомилась о том, который час. Флори усмотрела в этом многообещающий знак. Если мать снова начинает интересоваться тем, что происходит за занавесками ее кровати, значит, можно надеяться на выздоровление.