Эльза Вернер - Развеянные чары

— То есть, иначе говоря, господину капитану пора удалиться и на будущее время двери для него закрыты, не правда ли? — взволнованно спросил он. — Вы несправедливы ко мне, Элла! Мое присутствие здесь, где я предполагал встретить совершенно не знакомых мне людей, на самом деле объясняется моей любовью к приключениям. Это не ново. Но то, что я допустил безграничную глупость, сказав правду, хотя у меня был отличный предлог для обмана, — уже очень ново, и к тому я был принужден вами, вот этими глазами, взглянувшими на меня таким открытым взором, что я покраснел, как школьник, и не мог продолжать свою ложь. И вот воздаяние! Я снова слышу слова «господин капитан», которые, слава Богу, на четверть часа были исключены из нашего разговора.

Элла покачала головой.

— Вы испортили мне всю радость свидания…

— Неужели вы были обрадованы им? В самом деле? — перебил ее Гуго с загоревшимся взором.

— Конечно, — спокойно подтвердила она. — Воспоминания о родине всегда так отрадны на чужбине.

— Ах, вот что! — медленно произнес Гуго. — Я ведь совершенно забыл о том, что мы с вами земляки. Следовательно, вы видите во мне только немца? В таком случае откровенно признаюсь, мое волнение при нашем свидании было вызвано далеко не патриотическими чувствами.

— Несмотря на неизбежное разочарование, которое принесло вам это открытие? — довольно резко спросила Элеонора.

Капитан несколько секунд пристально смотрел на нее.

— Элла, вы заставляете меня раскаиваться в своем неосторожном признании. Пусть будет так! Я должен искупить свою вину, но прежде чем я уйду, разрешите еще один вопрос, вернее, просьбу. Позволите ли вы мне вернуться сюда?

Она медлила с ответом. Гуго подошел к ней ближе.

— Позволите ли вы мне вернуться, Элла? Что, собственно, я сделал такого, за что вы указываете мне на дверь?

Упрек, прозвучавший в словах капитана, подействовал на молодую женщину, и она тихо возразила:

— Но ведь я не делаю этого. Если вы захотите еще навестить меня… наши двери будут открыты для вас.

Гуго быстрым движением схватил ее руку и, поднеся ее к своим губам, долго не отрывал их, слишком долго для обычного поцелуя. Элла, по-видимому, почувствовала это и порывисто отняла руку. Так же порывисто выпрямился капитан. Яркий румянец снова залил его лицо, и он, всегда такой находчивый в выражении любезной учтивости, сейчас лишь коротко сказал:

— Благодарю вас! Итак, до свидания!

— До свидания! — ответила Элла с заметным смущением, странно противоречащим той спокойной уверенности, которая не покидала ее в продолжение всего разговора.

Можно было предположить, что она раскаивается в только что данном разрешении, которое нельзя уже было взять обратно.

Несколько минут спустя капитан Альмбах медленно шел обратно в «Мирандо». Он еще раз доказал силу своей воли и исполнил легкомысленно данное утром обещание. Но было ясно, что он не собирался использовать свой триумф. Время от времени оглядываясь на виллу, он нервно проводил рукой по лбу, как будто пробудившись от сна.

«Черт возьми! Элегическая атмосфера «Мирандо» захватила и меня, — сердито думал он. — Теперь и я начинаю смотреть на самые простые вещи с романтической точки зрения. Что, собственно, произошло? Почему я никак не могу отделаться от впечатления? Гостиные консула послужили хорошей школой, и ученица сверх ожидания легко и быстро усвоила курс. Я уже давно подозревал что-то в таком роде, и все же… Глупости! Какое мне дело до того, что Рейнгольду придется раскаиваться в его слепоте? А Элла к тому же не знает, как он близко… Так близко, что встреча не заставит себя ждать. Боюсь, что попытка к сближению на этот раз обойдется Рейнгольду еще дороже, чем тогда.

Какое странно-холодное выражение появилось на ее лице, когда я сказал о возможности примирения! Оно, — Гуго вздохнул, быть может, с бессознательным, но глубоким удовлетворением, — оно говорило «нет»… навсегда, навеки, и если теперь случай или судьба сведут их снова, будет поздно… Рейнгольд безвозвратно потерял ее!

По голубому зеркалу вод скользила лодка, направлявшаяся из С. в «Мирандо». Ее нарядный вид указывал на то, что она принадлежала богатым владельцам, а на обоих гребцах были цвета дома маркиза Тортони. Но пассажира лодки, видимо, нисколько не интересовали ни она, ни ее быстрый ход, ни великолепная панорама окрестностей. Он словно дремал с закрытыми глазами, откинувшись на сидении, и поднял веки только тогда, когда лодка причалила к мраморным ступеням, которые поднимались от моря до самой террасы виллы. Он выпрыгнул из лодки, жестом прощаясь с гребцами, которые, как, впрочем, и все слуги маркиза, привыкли оказывать знаменитому гостю еще больше почтения, чем самому хозяину. Несколькими сильными взмахами весел они отвели лодку от мраморной лестницы и загнали ее в небольшую гавань, устроенную здесь же поблизости, в парке.

Рейнгольд стал медленно подниматься по ступеням. Он возвратился из С, где уже поселилась Беатриче Бьянкона. В С. съезжались на летний отдых не только иностранцы, но и сливки итальянского общества, и примадонна по обыкновению была окружена знакомыми и поклонниками. Не успел Рейнгольд появиться возле нее, как и его постигла та же участь, пожалуй, даже в еще большей степени. Около Беатриче для него не было ни покоя, ни отдыха; она снова увлекла его в водоворот развлечений. Часы, которые он намеревался провести с ней, превратились в дни праздников, не менее утомительных, чем в городе, и после того как вчера Рейнгольд сопровождал певицу на большой банкет, затянувшийся на всю ночь до самого рассвета, он, наконец, при первых лучах солнца почти насильно вырвался, бросился в лодку и вернулся в «Мирандо».

Рейнгольд облегченно вздохнул при виде мирной картины уединения. Он знал, что его не нарушит ничье присутствие, так как Чезарио сообщил через гребцов, что он и капитан с самого утра отправятся на близлежащий остров и не вернутся до вечера, а для посторонних теперь нет доступа на виллу. Маркиз не любил, когда нарушали тишину и покой виллы, его дворецкий раз и навсегда получил приказ во время пребывания Рейнгольда никого не допускать в ее пределы, и, к великому неудовольствию иностранцев, избравших «Мирандо» излюбленной целью для своих прогулок, этот приказ строго исполнялся. Имение с его обширным парком и великолепным домом, который на севере, безусловно, назывался бы замком, а здесь получил скромное звание виллы, пользовалось всеобщей известностью. Оно прославилось не только своим роскошным местоположением и чудным видом на море, но и сокровищницей искусства, скрытой от посторонних и ласкавшей взор избранных, которые имели счастье быть гостями маркиза.