Эльза Вернер - Фея Альп

Она грациозно наклонила головку и ушла в соседнюю комнату, а Гронау через заднюю дверь выбежал из дома, собираясь хорошенько отчитать своих любопытных подопечных, но не успел даже начать, потому что Саид радостно оскалил ему навстречу все свои зубы, говоря:

— О, теперь у мастера Хрона тоже есть дама!

— И очень красивая! — так же восторженно прибавил Джальма.

— Что? Ты воображаешь, что эта история касалась меня? — крикнул возмущенный Гронау. — Я только обсуждал с дамой планы женитьбы.

Едва успело столь неосторожное слово сорваться с его языка, как он уже раскаялся, потому что оно произвело сенсационный эффект. Саид отлетел на три шага назад, а его товарищ окаменел на месте, и оба в один голос воскликнули:

— Женитьбы!

— Сегодня же? — спросил Джальма, а его товарищ с сомнением заметил:

— Но ведь миссис Герсдорф уже замужем!

— Праведное небо! Теперь эти бараны вообразили, что я сам женюсь! — с отчаянием воскликнул Гронау и принялся объяснять, что вышеозначенные планы касались не его, а другого, совершенно не известного им человека.

Увы! Все было напрасно: ведь Саид и Джальма видели собственными глазами, как их ментор целых четверть часа вел с дамой интимный разговор, а в заключение поцеловал ей руку. Они остались при убеждении, что он хочет жениться на этой даме, и начали обсуждать вопрос, возьмут ли они ее сейчас же с собою в путешествие и согласится ли отпустить ее мастер Герсдорф. Гронау понял, что ничего не поделает с этой путаницей африканских и индийских понятий; впрочем, он и приступал к делу без обычной энергии, потому что чувствовал себя до известной степени виноватым: он, заклятый враг брака, дал вовлечь себя в заговор, имевший целью силой надеть на доктора Рейнсфельда супружеское ярмо! А когда доктор будет благополучно пристроен, настанет его черед, Валли Герсдорф обещала ему это!

— Упаси меня, Боже, от этого живчика, — с яростью пробормотал между тем Гронау. — Я думаю, продолжись наша беседа еще с полчаса, и я в самом деле оказался бы женатым, сам не зная, как это случилось.

В окрестностях Волькенштейна уже три дня стояла страшная непогода. Бури начались на несколько недель раньше обычного и бушевали с небывалой силой. К тому же день и ночь лил дождь, в некоторых долинах прошли такие ливни, что речки и ручьи разлились и, размывая берега, затопили всю окрестность. Сообщение с Гейльборном было прервано и с трудом поддерживалось даже между ближайшими местечками, опасность росла с каждым часом.

На вилле Нордгейма готовились к отъезду, но его пришлось опять отложить, потому что при такой погоде нечего было и думать о путешествии.

Алиса сказалась больной и уже несколько дней не выходила из своей комнаты. Это был предлог избежать встречи с отцом, которой она боялась после сделанного открытия. Но и у Нордгейма в голове были другие заботы. Может быть, он даже не замечал страха, внушаемого им дочери, так же как не замечал натянутых отношений между Эрной и Вальтенбергом.

Счастье, всю жизнь не покидавшее его, казалось, вдруг отвернулось: какая-то враждебная сила мешала всем проектам, разрушала все, что он предпринимал, и делала как раз обратное. Смело составленный и тщательно обдуманный план, успех которого обещал миллионные прибыли, потерпел крушение, встретив препятствие с совсем неожиданной стороны. Человек, которого он считал навсегда прикованным к себе и своим интересам, отрекся от него в решительную минуту и сделал выполнение его плана немыслимым. Нордгейм хорошо знал, что если Эльмгорст откажется утвердить оценку, то ее нечего было и думать представлять, все дело, безусловно, погибнет вследствие отказа Вольфганга, который и на вторичную попытку заставить его согласиться ответил ледяным «нет». Разговор, происшедший между ними, был короток, носил резкий характер и только подтвердил разрыв.

После этого Вольфганг отправился к невесте и пробыл у нее целый час. Содержания их разговора не узнал никто, не исключая и отца. Молодая девушка отказалась отвечать на расспросы, но, по крайней мере, они расстались не врагами. Когда Эльмгорст выходил из дома, чтобы никогда больше не переступать его порога, Алиса кивнула ему из окна с такой задушевной теплотой, с какой никогда не обращалась к нему, когда была помолвлена, и он ответил ей так же дружески.

Нордгейм был не тот человек, который может спокойно перенести крушение своего заветного плана, а тут к его гневу присоединилась еще и тревога по поводу угрозы Гронау. Он раскаивался, что не постарался как-нибудь поладить с товарищем юности, неудержимую энергию которого хорошо знал. Хотя прямых улик Гронау и не нашел, но мог кое-чем воспользоваться как опасным и даже губительным оружием. Со стороны Нордгейма было ошибкой отпустить Гронау как врага, ошибкой, за которую он мог, пожалуй, дорого поплатиться.

Впрочем, в настоящую минуту даже это отошло на задний план ввиду близкой грозящей ему потери, которая заслоняла собой все другие заботы: горная железная дорога была сильно повреждена наводнениями. Со всех сторон приходили угрожающие донесения. Уже и теперь убытки достигли значительных размеров, в случае же дальнейшего подъема воды они могли стать неисчислимыми, и Нордгейму угрожала потеря таких сумм, лишение которых даже для такого богатого человека было равносильно разорению.

В гостиной сидели Эрна и Валли. Процесс, который вел Герсдорф в Гейльборне, закончился мировой, и нотариальное закрепление сделки задерживало адвоката еще на несколько дней. Его жена была в восторге от этого, потому что в качестве ангела-хранителя считала свое присутствие на вилле Нордгейма безусловно необходимым. Однако, к великому своему разочарованию, она довольно скоро убедилась, что охранять было положительно некого.

Эльмгорст сошел со сцены, его помолвка с Алисой была расторгнута, и это уже не составляло тайны для семьи, но они уладили дело только вдвоем с глазу на глаз, и Алиса упорно скрытничала и отказывалась дать более подробные объяснения даже подруге. Бенно тоже держался так, что к нему нельзя было подступиться, и, по-видимому, оставался при своем безумном решении расстаться с Алисой. Но самое худшее было то, что решительно никто не нуждался в помощи и советах Валли, и, вполне понятно, ее возмущала такая неблагодарность.

— Это мне награда за мою любовь к человечеству! — говорила она чувствуя себя сильно не в духе. — Сиди теперь здесь, точно на пустынном острове среди океана, отрезанная от всего мира, в разлуке с мужем, каждую минуту подвергаясь опасности быть смытой наводнением! Альберт выловит мой труп из бушующих волн и вернется в город безутешным вдовцом. Хотела бы я знать, женится ли он когда-нибудь вторично! Это было бы ужасно!.. Я и в могиле не простила бы ему! Но мужчины на все способны!