Джорджетт Хейер - Роковой сон

Герцог оглянулся через плечо, как бы желая убедиться, что их никто не слышит, затем посмотрел на склоненного Рауля и спросил:

— Ты — тот рыцарь, который охраняет мой сон?

— Да, милорд, — прошептал Рауль, удивляясь, откуда это известно герцогу. Он поднялся и сказал то, что беспокоило его больше всего: — Сеньор, ваше копье не должно было бы сломаться.

Вильгельм усмехнулся.

— Наверное, у него было плохое древко.

— Сеньор, я умоляю вас поберечь себя! — настойчиво прошептал Рауль.

Его глаза встретились с понимающим взглядом герцога. Тот коротко кивнул и пошел обратно к группе охотников, наблюдавших, как с медведя снимают шкуру.

После злополучной медвежьей охоты Рауль начал ощущать сгущавшуюся с каждым днем враждебность по отношению к себе. Свита герцога косилась, словно наткнулась на неожиданную преграду, но сам юноша испытывал глубокое удовлетворение, зная, что заговорщики, если они действительно существовали, считают его помехой успешному осуществлению своих планов, а потому он держался настороженно, и кинжал — наготове в ножнах. Вскоре во время охоты на оленя около его головы пропела стрела, и Рауль сначала подумал, что кто-то плохо прицелился. Но когда юноша споткнулся в темноте на верхних ступенях лестницы и лишь чудом не полетел вниз головой, то понял, что кто-то задумал убрать его с дороги. Ведь второе происшествие не было случайностью — на ступени лестницы лежало круглое бревнышко, которое покатилось, когда на него наступили. Не было сомнений в том, что «сюрприз» припасли именно для него, а это означало, что недоброжелатели знают о его ночных бдениях. Именно Рауль утром первым спускался по лестнице, и если бы интуиция подвела и он не приостановился на верхней ступени, то полетел бы вниз и сломал если не шею, то уж, по крайней мере, ноги или руки.

Поэтому юноша не удивился, когда однажды вечером Гале перед ужином шепотом предостерег его. Шут сидел на полу, скрестив ноги, и жонглировал бараньими косточками. Когда Рауль проходил мимо, он тихо пробормотал, едва пошевелив губами и не поднимая головы:

— Не пей сегодня, кузен!

Юноша не подал виду, что услышал. За ужином он ухитрился опрокинуть содержимое своего рога на тростник под столом, пока все глаза были обращены на шута, который выделывал своими кривыми ногами забавные фортеля. Затем Рауль сделал вид, что пьет из пустого рога, причем ему показалось, что на лице Гримбальда де Плесси появилось довольное выражение: он осторожно наблюдал за ним из-под опущенных век. На шее тяжело и сильно бился пульс, юноша ощутил почти болезненный страх, ладони стали влажными и холодными. Его охватил озноб, и он решил, что замерз. Свечи оплыли и отбрасывали странные тени при внезапных порывах холодного воздуха. Лица людей в неверном свете выглядели жестокими, ужимки Гале внезапно показались отвратительными, а его резкий голос — жутким. Раулю захотелось, чтобы шут перестал кривляться, потому что, казалось, беда нависла над этим мрачным домом. Лишь усилием воли юноша заставил себя включиться в разговор за столом, недовольный собой, потому что оказался не тем холодным неустрашимым рыцарем, каким хотел быть всегда.

Герцог и Ги, обнявшись, пошли после ужина в свои покои. Рауль следил за ними, невольно зажав рот рукой. И веселый смех Ги заставлял его всякий раз вздрагивать — это был смех предателя.

Рыцарь, сидящий по правую руку от юноши, зевал, его глаза слипались. Объявив сиплым голосом, насколько тяжел был день, он свалился на стол, словно пьяный. Осмотревшись, Рауль заметил еще несколько таких же сонных рыцарей. В горле внезапно пересохло. Гримбальд де Плесси наблюдал за ним из другого конца зала, поэтому Рауль поднялся, нарочито потягиваясь и зевая, и, пошатываясь, направился к лестнице.

Гримбальд, усмехаясь, встал на пути.

— Сторожи получше, ты, друг того, у кого нет друзей! — издевательски произнес он.

Кто-то хихикнул. Рауль по-совиному поморгал глазами.

— Конечно, — тупо, с расстановкой повторил он. — Сторожи получше, сказали вы? Я буду стеречь хорошо, Гримбальд де Плесси.

Гримбальд расхохотался и отступил в сторону, освобождая проход. Юноша, покачиваясь и держась рукой за перила, поднялся наверх.

Когда он очутился вне пределов видимости, то быстро осмотрелся. В галерее было пусто, но в комнате Вильгельма слышались голоса — значит, Ги Бургундский все еще там. Он осторожно посмотрел вниз через одну из сводчатых арок. Люди в зале собирались небольшими группами: одни играли в кости, другие тихо беседовали, третьи просто дремали, склонив головы на стол. Слуги убирали столы с козлами и раскладывали тюфяки, из кухни слышалось позвякивание посуды, во дворе шагала охрана. Наконец личный слуга герцога поднялся по лестнице и вошел в его комнату. Рауль размышлял, было ли вино, которое пила охрана, также отравлено или заговорщики подкупили и охрану. Нигде не было видно Гале — очевидно, он куда-то ускользнул, пока герцог поднимался к себе.

Ги вышел из спальни герцога, крикнув через плечо:

— Сладких снов, дорогой кузен!

«Иуда», — подумал Рауль с ненавистью.

Бургундец прикрыл за собой дверь и на мгновение остановился, озираясь. Затем подошел к краю галереи и, наклонившись вниз, подал кому-то знак рукой, а затем как ни в чем не бывало направился в свою комнату в противоположном конце галереи. Рауль продолжал незаметно наблюдать за ним.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам, он размышлял, следует ли предостеречь герцога. Но от чего? Рауль прикусил губу, почувствовав себя круглым дураком. Что он скажет? Что вино было отравлено? Что ему не нравится физиономия Гримбальда? Нечего и думать выкладывать такого рода глупости тому, кто только взглянет — и уже видит человека насквозь. Юноша плотнее закутался в плащ и прислонился к стене. Когда все заснут, может быть, ему удастся найти Гале и узнать, не разнюхал ли тот чего-нибудь. А уж тогда, если заговор действительно существует, они вместе придумают, как увезти отсюда герцога.

Шум внизу вновь заставил Рауля подойти к краю галереи. Хэмфри де Боан собирался, наверное, уходить к женщинам. В этом не было ничего необычного, так как многие рыцари предпочитали уютно проводить ночи в объятиях распутниц, а не на жестких тюфяках замка. Несколько человек ушли вместе с Хэмфри, и шум внизу затих. Из спальни герцога вышел слуга и погасил все светильники, кроме одного факела в дальнем конце галереи. Затем он прошлепал вниз по лестнице и далее через зал на кухню.

Рыцари повалились на свои тюфяки, не потрудившись даже снять туники или обувь. Только Гримбальд с полудюжиной приятелей сидели за придвинутым к стене столом. В свете рожковых светильников Гримбальд и Годфри из Байе казались поглощенными игрой в шахматы, остальные о чем-то перешептывались.