Анна Рейн - Холодная

— Все в порядке? — спросил он.

— Да… да, — прерывисто выговорила она. Они так и займутся этим — на боку? Она чувствовала себя обманутой, ведь она думала, что в такой позе ей ничего не угрожает, и не успела приготовиться к проникновению. Этот крик мог выдать ее настоящие чувства.

— Теодор, — простонала она, надеясь, что он поймет этот стон так, будто она просит его продолжать, и немедленно.

— Да, — откликнулся он и начал медленно двигаться, рукой направляя ее тело навстречу себе. Эмма стоном сопровождала каждое его движение. Было не очень удобно. Очевидно, Теодор тоже устал от такого положения. Через несколько секунд он покинул ее тело, перевернул ее на спину и расположился у нее между ног. Эмма расслабилась. Сейчас, все произойдет сейчас. Она подарит ему удовольствие. Она протянула руки ему навстречу, и когда он вошел в нее вновь, крепко обняла, надеясь спрятать лицо у него на плече. Теодор не позволил, опершись локтями по обе стороны от ее головы. Тогда Эмма постаралась изобразить на лице счастливую улыбку, закрыв глаза.

Теодор медленно двигался в ней, Эмма гладила его по спине. «Да, Теодор, да, — мысленно говорила она ему. — Давай, моя любовь, да… Поскорее, не мучай меня. Давай. Что же ты медлишь?» Она пребывала в легком недоумении, потому что не могла поймать ритм Теодора — он постоянно сбивалася. То двигался медленно, лениво, словно покачиваясь на волне, то вдруг убыстрял движения. «Когда же это закончится? Не мучай меня…» Неожиданно Теодор прерывисто простонал, сделал несколько быстрых, глубоких движений и рухнул на нее, вздрагивая всем телом. Эмма простонала вслед за ним, изображая наслаждение. Но она растерялась от неожиданного конца акта, и потому немного запоздала.

Она почувствовала, как из глаза к виску скатилась горячая слеза. Она была рада подарить ему наслаждение — но ей было горько: это был Теодор, но он делал с нею то же, что и все остальные.

Через минуту Теодор перевернулся на спину. Одеяло сползло куда-то за пределы кровати, и они лежали обнаженными. Очень скоро Эмма почувствовала прохладу.

— Где одеяло? — спросила она, приподняв голову. Кроме того, ей хотелось убедиться, что Теодор счастлив теперь.

Но Теодор мрачно взглянул на нее, ничего не ответил, приподнялся на кровати, и подняв одеяло с пола, накинул на них. Эмма замерла.

— Что-то не так? — спросила она у мужа. Сердце ее замерло.

Теодор тяжело вздохнул. Черты лица его заострились. В глазах не осталось и тени той насмешки, что царила в них весь день.

— Эмма, зачем ты обманула меня? — спросил он. Сердце Эммы ухнуло куда-то вниз, да там и осталось. Она не знала, что ответить.

— Я, может, и неопытный, но я не дурак, — он резко рассмеялся. — А может, благодаря этому. Я до самого последнего момента не хотел верить, но тебе все это было неприятно. Зачем ты притворялась?

Эмма сжалась: вот и кончилась ее счастливая семейная жизнь длиной в один день.

Она отодвинулась от него и села на кровати, обхватив руками колени.

Не дождавшись ответа, Теодор резко встал, накинул на себя халат и направился к двери, соединявшей их спальни. Эмма чувствовала, что сейчас заплачет. Как хорошо начинался этот день — и какой катастрофой обернулся! Как Теодор понял, что она притворялась? Она горевала, что он так же, как и все остальные, не задумываясь воспользовался ее телом. Оказалось, вовсе не так. Он все понял.

Дверь захлопнулась с громким стуком. Эмма вздрогнула и позволила нескольким слезинкам скатиться по щекам.

— Нет, — внезапно услышала она настойчивый голос Теодора. — Я не уйду, пока ты мне не объяснишь, что к чему, Эмма.

Оказывается, он не ушел. Она обрадовалась — непонятно, почему. Ведь он зол и раздражен.

— Эмма, — требовательно позвал он. Она заставила себя поднять голову. Теодор сидел в кресле и мрачно смотрел на нее. — Зачем ты обманула меня? Объясни, пожалуйста, потому что догадки на этот счет у меня имеются самые разные, но все не очень приятные.

С грустью Эмма отметила сарказм в его голосе. Она снова опустила глаза.

— Эмма, не молчи. Скажи хоть что-нибудь.

— Я… — она прокашлялась, потому что голос не слушался ее, а во рту пересохло. — Прости меня.

— За что ты просишь прощения? За то, что притворялась?

Женщина слабо кивнула. Теодор едва заметил этот жест.

— Эмма, ты не должна была делать этого, если тебе неприятно. Я бы не стал настаивать.

«Ах, милый Теодор…» — печально подумала Эмма.

— Господи, Эмма, ну объясни же мне, что я сделал не так. Я полагал, что в браке с известной вдовой уж холодная постель меня точно не ждет.

«С известной шлюхой, ты хотел сказать,» — мысленно поправила его Эмма, но почти не обиделась на его намек. Ибо кем она и была, как не шлюхой?

— Я знаю, что неопытен, но ты могла бы подсказать мне, что нужно делать, чтобы ты тоже получила удовольствие. Незачем было притворяться. Эмма, ты слышишь меня?

Она медленно кивнула

— Тогда ответь, зачем?

— Удовольствие… — едва выдавила она. — Я хотела доставить тебе удовольствие.

— Удовольствие, — с горечью повторил Теодор. — Из чувства долга?

Эмма отрицательно покачала головой.

— Эмма, Господи… — он тяжело вздохнул. — Почему ты решила, что притворство доставит мне удовольствие?

— Как ты узнал? Когда я… запоздала крикнуть в конце?

— Нет, раньше. Я дал себе волю только после того, как окончательно убедился в твоем… розыгрыше.

Он мрачно усмехнулся.

— Было бы жаль не воспользоваться столь милой жертвой, тем более десять секунд уже никакой роли не играли, когда тебе уже так долго — подумать только, целых десять минут! — приходилось сносить объятия нелюбимого мужа.

Она поняла, что плачет. Теодор насмехался над собой, и это было больнее всего. Ведь он ни в чем не виноват. Он бы остановился в любую минуту, стоило ей попросить.

Теодор потер лицо руками.

— Ну чем я хуже твоих лондонских любовников, Эмма? Я был слишком быстр?

Эмма спрятала лицо на коленях и ничего не ответила.

— Эмма, хватит молчать. Скажи мне, что не так? Ради Бога, Эмма…

Он вздохнул, видя, что она никак не реагирует на его слова.

— Ну прости меня, — голос его стал совсем сухим. — я не потревожу тебя больше. Надеюсь, ты не против иметь ребенка от меня, хотя после одного раза…

Вдруг ему в голову пришла весьма неприятная догадка.

— Ты беременна, да? Поэтому ты так быстро на все согласилась. Тебе необходимо было придать своей беременности видимость благопристойности.

Эмма отчаянно замотала головой. Что за глупости он говорит?

Он хрипло, с горечью рассмеялся. Неприятный смех резанул ей сердце.

— Несчастный романтик… — ругнулся он на себя, с ненавистью вспоминая наивную сцену у ручья. — Знаешь ли ты вообще, что такое честность? Но не волнуйся, даже если твой ребенок родится «шестимесячным», я не обвиню тебя в измене и не назову его ублюдком. Счастливо оставаться, леди Эшли.