Дженни Браун - Запретная страсть

Но тут смутная мысль зашевелилась в уголке ее сознания. Она ведь тоже играла роль, но теперь, после того как лорд Лайтнинг перестал играть, она тоже должна сбросить маску лицедейства. У нее как будто камень свалился с души. Неведомая радость вспыхнула в ее сердце, и она с трудом удержала ее под покровом напускного безразличия, того самого мнимого равнодушия, за которым она так искусно до сих пор прятала свои чувства.

— Ты не так уж и виноват. В том, что меня арестовали, есть немалая доля и моей вины. В конце концов, это ведь была моя идея играть роль твоей любовницы и поехать вместе с тобой в Брайтон. — Она резко выпрямилась и отстранилась от него. — Не стоит тебе укорять одного себя за все случившееся. Я виновата ничуть не меньше тебя. По натуре я такой же страстный человек, как и ты. Уран управляет нашими страстями. Будь ты чуть любопытнее и спроси ты меня насчет моего гороскопа, тогда… Так и быть, признаюсь: в моем гороскопе Уран совпадает с Юпитером, а это говорит о том, что у меня даже более пылкая и страстная натура, чем у тебя.

Пока она несла эту околесицу, Эдвард с нескрываемой нежностью смотрел ей в лицо в поисках ответа на свой незаданный вопрос. Но когда он понял, в чем она боится признаться ему, он нахмурился, выпрямился и одернул на себе сюртук. Закусив губу, он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Наконец ему, как и Элизе, удалось взять себя в руки.

— Я виноват перед тобой, так как очень несерьезно относился ко всему, что представляло для тебя интерес, — признался Эдвард. — Это относится не только к твоим гороскопам. Но теперь я верю многому из того, что ты говорила. Нами действительно управляет планета сюрпризов. Моя жизнь резко изменилась, после того как ты вошла в нес.

— Прошу прощения, если что-то было не гак, — отозвалась Элиза. — Но теперь, когда близок конец, можешь больше не думать об этом.

Когда они вышли на площадь, то попали в толпу людей, которые бегали, кричали, суетились в полной растерянности, не понимая, в чем причина ночного переполоха. Элиза растерялась, но Эдвард твердо держал ее под руку и решительно продвигался сквозь толпу, не обращая никакого внимания на поднятый шум и крики. Карета стояла недалеко. Когда они сели в нее, Эдвард заботливо укутал Элизу меховой накидкой, и только тогда она поняла, как она продрогла.

Карета тронулась. После минутного молчания он тихо обронил:

— Никогда не прощу себе, что подверг тебя такому испытанию, и все из-за моего легкомыслия.

Его голос звучал сдержанно. Но по всему было видно, как нелегко дается ему напускное равнодушие. Элизе тоже хотелось прильнуть к нему, ощутить тепло его груди, но она, как и он, изо всех сил сдерживала свои чувства. Она не должна поддаваться, иначе она опять потеряет голову.

Она не верила в их счастливое будущее. Да, он спас ее из беды, как и обещал, но скорее всего это был последний крик, точнее, отголосок его любви к ней. События прошлого дня и ночи развеяли окончательно все ее иллюзии и мечты, которым она так долго предавалась.

Сколько времени она его знала? Недели две, нет, меньше. Можно ли было за столь краткий срок убедиться в искренности и глубине его чувств? Их соединила на короткий час взаимная страсть, но смешно было думать, что мгновенно вспыхнувшей страсти могло бы хватить на всю их семейную жизнь. Для взаимного счастья нужна была любовь, та самая любовь, которая не ищет личного интереса, не гордится, не раздражается и никогда не кончается. У нее не было ни малейших сомнений, что на такую любовь Эдвард не способен. Как она могла довериться ему, если со временем его чувства к ней охладеют и изменятся? В какой кошмар тогда должен был бы превратиться их брак!

Элиза горько усмехнулась про себя: сейчас, после того как опасность миновала, она, как это ни удивительно, опять ждала от него предложения руки и сердца. Какая же она наивная! Она отказала, причем в довольно оскорбительной форме, задевающей его гордость. Не исключено, что теперь он испытывал к ней такое же отвращение, как к Эстелле, несмотря на то что ее он спас из беды, куда ее завлекла неосторожность их обоих. Сейчас, когда ей ничто не угрожало, он, по-видимому, втайне желал отделаться от нее, поделикатнее и побыстрее. Все-таки он оставался лордом Лайтнингом, эксцентричным и непредсказуемым. Если бы она нуждалась в утешении и поддержке, она обратилась бы к нему в последнюю очередь.

Эдвард как будто прочитал ее мысли.

— К сожалению, тебе придется побыть в моем обществе еще какое-то время. Иного выхода я не вижу. Здесь у тебя нет никого, кто мог бы оказать тебе поддержку, поэтому все заботы о тебе я беру на себя, но только до нашего возвращения в Лондон. Туда мы отправимся немедленно, я заеду всего лишь на пару минут в дом матери, чтобы собрать нужные вещи. Ну а потом мы заедем в магистрат к судье, чтобы оформить твое освобождение и забрать твои вещи, хотя эта скотина не сможет нам помочь. Судья тяжело ушибся, падая с высокой лестницы ратуши. Честно признаюсь, его падение не было случайным, я приложил к нему руку, а также к падению другого негодяя, его помощника. Надеюсь, происшедшее навсегда отобьет у них охоту заниматься подобными грязными делами. Как только достанем твои книги, так сразу отправимся в путь.

— Погоди. Но если ты покинешь Брайтон прямо сейчас, то лишишься права на наследство.

— Я уже получил свою долю, больше мне не надо.

— А как же дом твоей матери? Ведь она потеряет его, если ты уедешь раньше оговоренного срока?

— Не волнуйся, она его ни в коем случае не потеряет. Священник, который исповедовал умирающего Джеймса официально заявил, что брат был не в здравом уме, составляя завещание на смертном ложе. Мать узнала об этом раньше меня. Вот почему она решилась нанести мне удар исподтишка.

— Но если все так, как ты говоришь, каким образом тебе удалось уговорить ее освободить меня?

— Я сделал то, что должен был сделать. — Эдвард слегка смутился. — Не будем больше говорить об этом. Когда приедем в Лондон, — он вздохнул, — я хочу предложить тебе помощь, если, конечно, ты согласишься принять ее, чтобы ты могла поселиться в любом месте, где захочешь, и жить, не испытывая ни в чем нужды. Я не буду докучать тебе своим обществом. Более того, не стану больше приставать с разными сентиментальными глупостями, которые тебе даже неприятно выслушивать.

Элиза кивнула, но не проронила ни слова. Он был прав. Ей уже не хотелось слышать его повторного предложения, потому что сейчас у нее не было ни сил, ни мужества, ни желания дать согласие. Она сидела закусив губу, чтобы не расплакаться, чувствуя на себе нежный взгляд его карих глаз. У нее невольно возникло ощущение, что его взгляд, обладающий магнетической силой, без всяких слов опять делает ей предложение и молча ждет ответа.