Жюльетта Бенцони - Тибо, или потерянный крест

— По моему королевству ходят слухи. И слухи эти для меня оскорбительны, поскольку задевают одного из моих ближайших родственников, короля Ричарда Английского.

— И что же о нем говорят? — с нескрываемым презрением спросил Синан.

— Что после того, как он тщетно просил тебя послать твоих людей убить другого моего родственника, французского короля, он добился от тебя смерти Конрада де Монферра.

Строгое лицо старика сделалось еще более суровым, хотя это казалось невозможным.

— Это правда, что мне иногда случается оказывать... друзьям такого рода услуги, но Ричард Английский не принадлежит к числу моих друзей. Он отважен, но не мудр. Если бы он мне мешал, он бы и был убит. Но, оттеснив Саладина, он оказал мне услугу. Что же касается Монферра, я велел его убить, потому что он меня оскорбил, только и всего. Фидаины 92 92 Фидаин (перс., букв.) — человек, жертвующий собой во имя веры, идеи. ( Прим. ред.) которых вы казнили, сказали правду.

— Говорят еще, будто ты неплохо относишься к франкам... за некоторыми исключениями. Разве ты не знал, что, расправившись с Монферра, ты ставишь королевство в затруднительное положение?

— Нет, потому что я был уверен: его заменишь ты. Монферра, конечно, обладал многими прекрасными качествами, он был отважен и хорошо управлял, но в его жестоком и нечистом сердце было слишком много хитрости. Ты лучший король, чем он.

— Ты это знал? Как ты мог узнать?

— Вот на этот вопрос я не отвечу... Я это знал — и все! Но ты прав, считая, что я расположен к тебе и твоим людям. Трижды во время осады Акры я позволил совершить отвлекающий маневр, который произвел достаточное смятение в рядах войск Саладина, чтобы дать вам возможность собраться с силами.

И тут Балиан д'Ибелин, во время этого разговора благоразумно хранивший молчание, не выдержал:

— Трижды? Ты имеешь в виду появление рыцаря в ослепительных доспехах... и под белым покрывалом? — от волнения у него перехватило дыхание.

— Призрак Бодуэна Прокаженного! Да, это я его создал.

— Создал? — удивился Генрих. — Значит, это один из твоих людей?

— Нет. Один из твоих.

— Вот как! — воскликнул Балиан, мигом вскочив на ноги. — Прошу тебя, назови нам его имя, потому что его ошеломляющие появления оказали нам огромную услугу, и мы должны его за это поблагодарить! Не так ли, Ваше Величество?

— Конечно! И я хочу...

— Не думаю, чтобы он этого желал, — перебил Синаи. — Здесь он обрел покой, медитирует, изучает великие тексты и овладел искусством врачевания. Его собственные раны едва успели затянуться, и вы их растревожите. Я заговорил об этом только для того, чтобы убедить вас в своем расположении к вам. Не спрашивайте меня больше ни о чем!

Он в свою очередь встал, показывая тем самым, что разговор окончен, но Балиан хотел знать больше. Однако король его опередил:

— Пожалуйста, ответь еще на один вопрос! Этот рыцарь предал своего Бога и принял ислам?

— Ислам? Здесь? Тебе следовало бы знать, что мы — не последователи Мухаммеда, но сыны Исмаила, чье учение основано на трех основных понятиях: Круговороте, возвращении совершенного Имама, изгнанного суннитами, и изначальном Совершенстве. Мы не воспринимаем время как прямую линию, бесконечно накапливающую прошлое. Время через возвращения снова и снова приводит к Истоку, потому что надо вернуться к Началу и первоначальной чистоте. Это возвращение произойдет лишь с совершенным Имамом! Аллах, конечно, наш бог, но мы не поклоняемся Мухаммеду!

— Совершенный Имам? — задумчиво повторил Генрих. — А мы ждем, чтобы вернулся Христос, единственный истинный Мессия, Сын Божий. Нет никого совершеннее его!

— Наш Имам не мог бы быть твоим, потому что он учит другому и те, кто принимает его учение, — совсем другие люди. Ни один из твоих рыцарей не способен так повиноваться твоим приказам, даже если ты отдаешь их во имя Бога, как это делают мои люди.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Пойдем со мной.

Синан вывел обоих гостей на маленькую террасу, служившую продолжением комнаты, в которой они находились, и выходившую в большой внутренний двор. Отсюда были видны укрепления южной и западной сторон. Исмаилиты попарно несли караульную службу на этих стенах, и их белые фигуры отчетливо вырисовывались на фоне безоблачного неба. Синан повернулся к тем, которые стояли на самой высокой башне, вытащил из рукава белый платок и взмахнул им. Двое стражников немедленно бросились вниз и разбились насмерть на глазах у короля и его коннетабля, которых этот акт привел в ужас.

— Можете ли вы добиться того же от своих солдат? — спросил Старик.

— Нет, — твердо ответил Генрих. — Нет, но я этого и не желаю! Смерть может быть прекрасна, только если приносит пользу. Но не такая!

— Нет, и эта смерть полезна. Те, кто на нее соглашается, знают, что попадут прямо в рай. Отсюда их готовность. Хочешь, я отправлю туда же других? — добавил Синан, чуть повернувшись вправо...

— Нет! Нет, только не это! Я признаю твою власть и склоняюсь перед ней, но этого опыта вполне достаточно. Лучше позволь мне задать тебе еще один вопрос: тот франкский незнакомец, который живет здесь у тебя, тоже принадлежит к числу твоих верных, способных на... такое?

— Нет. Я почти уверен, что он — единственный христианин в этих местах. О, не стану скрывать, я пытался приохотить его к гашишу, растению Блаженных, но он отказался после одного-единственного опыта, и я больше не настаивал, потому что достоинства его слишком велики. Своим мужеством, своей чистотой и стремлением к учению и знанию он завоевал мою дружбу...

— Но он-то, — не унимался Балиан, которого раздражала вся эта таинственность, — почему он остался с тобой? Если это франкский рыцарь — он должен жить вместе с франками, сражаться... и учиться, если ему так уж этого хочется! Признаюсь, меня это удивляет...

— Почему? Можно быть одновременно воином и ученым. Некоторым из ваших тамплиеров это удается куда лучше, чем вам представляется. Кроме того, моя библиотека, несомненно, осталась самой большой на всех берегах Средиземного моря после того, как была уничтожена Александрийская, и после того, как безмозглый Аль-Мохад сжег Кордовскую.

— Позволь нам, по крайней мере, его увидеть!

— Нет. Ему известно о том, что вы здесь. Но он не хочет с вами встречаться. И как бы вы с ним поступили? Подвергли бы его новой пародии на суд и снова вынесли бы несправедливый приговор?

По мере того как он говорил, в уме Балиана постепенно забрезжила мысль, в конце концов, не такая уж и безумная, потому что, если хорошенько подумать, — кто еще мог бы так хорошо воплотить легендарного Прокаженного? О, Господи, если бы это было правдой! Если...

Не раздумывая долее и повинуясь неуправляемой внутренней силе, Балиан бросился бежать вглубь замка. Он мчался наугад, не разбирая дороги, и кричал во все горло: