Вайолет Уинспир - Пленница в башне

«Да у этого типа нет чувства юмора!» — промелькнуло в голове Ванессы, когда она перехватила взгляд его темных глаз, свидетельствующих о явном неодобрении, которое вызвали у него ужимки Джека. Сама она весело смеялась над утрированными па молодого человека и после танцев вышла с ним в залитый лунным светом сад.

Они вели разговоры о полезных ископаемых, но с того вечера дон Рафаэль, по-видимому, стал смотреть на нее как на довольно легкомысленную особу. «Es my joven», — как-то сказал он о ней вскоре после этой вечеринки, — «слишком она молода».

И вот, поскольку она была слишком молода, а еще оттого, что чувствовала себя скованной в его присутствии, она упрямо отказывалась принимать всерьез его предупреждения о надвигающихся опасностях, которые так ужасно подтвердились этой ночью. Не удивительно, что она сама вызывает у него холодную ярость. Если бы на прошлой неделе она согласилась уехать в Луенду, дядя Ленни поехал бы с нею. И тогда у него не случилось бы, возможно, сердечного приступа… Отчаяние опять охватило ее, и она уткнулась лицом в подушку. Вскоре силы оставили Ванессу, и она, наконец, погрузилась в спасительный сон.

Через некоторое время на лестнице раздались шаги, и дверь каюты открылась.

Темные глаза внимательно оглядели лежащую на койке измученную девушку, ее волосы цвета меди, рассыпавшиеся по белому полотну подушки, следы слез на щеках.

— А, так вы проснулись! — В ту же секунду его лицо снова превратилось в холодную надменную маску. — Мы уже недалеко от Луенды. Если хотите привести себя в более-менее презентабельный вид, за этой дверью найдете принадлежности для умывания. — Дон Рафаэль повел рукой, и девушка обратила внимание на массивный перстень со средневековой чеканкой. — Я буду на палубе, мисс Кэррол. Не сомневаюсь, что вы по достоинству оцените красоту лагуны, которая простирается перед замком.

В его манерах было что-то оскорбительное. Он повернулся и вышел, и она проводила его недоверчивым взглядом. Оставшись одна, Ванесса дала волю долго сдерживаемому раздражению. Неужели можно было рассчитывать, что после побега сквозь джунгли она предстанет перед его семьей, одетая с иголочки? Все, что у нее осталось, было на ней — порванная блузка и измятая юбка; все остальное имущество разграбили и сожгли повстанцы.

Мысль о том, что теперь ее судьба зависит от этого холодного, надменного испанца была ей, наверное, не менее отвратительна, чем ему: когда он предлагал им с дядей помощь, то, конечно, пошел на это только ради друга Леннарда. Несмотря на большую разницу в возрасте, между мужчинами завязались самые сердечные отношения, и Ванессу всегда поражало, что ее дядя относится к дону Рафаэлю так, будто он тоже был британцем, а не испанским патрицием, который, как и его свирепые предки-колонизаторы, жил в замке на экзотическом острове.

Она вздохнула, с трудом поднялась с корабельной койки и пошла в умывальную комнату. Отдернув занавеску на двери, скорчила гримасу своему растрепанному отражению в зеркале над умывальником. «Ни один мужчина, — подумала она, — не смог бы без отвращения смотреть на такую физиономию. Естественно, надменный и могущественный дон Рафаэль де Домерик с его привередливым вкусом не составлял исключения».

Ванесса налила в раковину воды, поболтала в ней руками, потом стянула юбку с блузкой и, как следует вымывшись, прошлась по волосам серебряными щетками, лежавшими на полке. Она зачесала волосы назад и заколола их, после чего оделась, сморщив нос при виде своей порванной одежды, но тут уж ничего не поделаешь. Чувствуя себя не совсем одетой, с неподкрашенными губами, она некоторое время постояла перед зеркалом, всматриваясь в свое отражение. «Терять больше нечего, — обреченно подумала она. — Будто адский огонь опалил жизнь, и дальше придется идти по жизни в одиночестве».

Обхватив руками плечи, она поднялась на палубу, и у нее захватило дух от живописного вида, представшего перед глазами. Солнечные лучи вырвались на свободу из объятий тьмы, стало светло, и катер маневрировал среди розовых и янтарных верхушек кораллового рифа, — ни разу в жизни Ванессе не приходилось видеть ничего красивее этого зрелища. Лагуна лежала перед ними, как жемчужина в обрамлении фосфоресцирующего моря, среди гребешков кокосовых пальм, окруженных ореолом солнечных лучей. Чуть в стороне ветерок покачивал кружевную листву казуарин. Над пляжем возвышались резные ворота и золотисто-розовые стены замка из рыцарского романа.

— Какая немыслимая красота, сеньор! — На бледном липе Ванессы зеленым серебром вспыхнули глаза. — Наверное, вы всей душой привязаны к вашему дому?

— Не правда ли, мисс Кэррол, замок похож на гобелен? — Он обернулся к девушке. — Камень для него добывали здесь же, в Луенде. Но архитектура выдержана в кастильских традициях, а этот замечательный золотисто-розовый камень смягчает очертания и придает ему такую прелесть.

— Золотой Замок, — прошептала она. — Я никогда бы не поверила, что подобное можно увидеть в жизни, а не в какой-нибудь сказке.

Солнце позолотило башни, и теперь замок действительно казался золотым.

— У меня есть крестница, дочь моего погибшего друга. Она придумала еще одно название для Торра де ла Каутива — Башня плененной красоты. Девушка — довольно романтичная особа, так что вы, пожалуй, найдете с ней общий язык.

В его голосе Ванесса уловила иронические интонации, как и в глазах, выражение которых успела заметить перед тем, как он отвернулся, чтобы подвести катер к маленькой пристани. Ослепительное солнце било прямо в лицо, и Ванесса обнаружила, что ошибалась, считая его глаза черными, как уголь: в них, как и в камне, из которого был сложен замок, вспыхивали золотистые искорки. Она вздрогнула, подумав в эту минуту, что и в характере этого человека ей, очевидно, предстоит открыть самые разные грани.

Охваченная непонятным волнением, она стояла рядом с ним и смотрела, как приближается пристань. Свою ветровку он снял и остался в тончайшей льняной рубашке с короткими рукавами. Сильные мускулистые руки покрывали черные волоски, а расстегнутый на крепкой шее воротник позволял увидеть мощные грудные мышцы.

Ванесса отметила, что Домерик успел воспользоваться бритвой, которую она видела в умывальной, — иначе волевой подбородок уже покрылся бы, наверное, темным налетом. Она понимала, что рядом с ним выглядит слишком бледной, незаметной, и невольно сравнивала его со смуглыми испанскими пиратами, бороздившими Карибское море в незапамятные времена. В нем было нечто такое, что, как поднятый флаг тревоги, заставляло женщин трепетать. Наверное, эту особенность он унаследовал от предков, которые захватывали силой то, чего не могли получить другим способом.