Анна Князева Анна Князева - Тайна рождения

Только Варенька на это и не рассчитывала. Вообще ни о чем плохом не думала, кроме хорошего. Отдалась своей первой любви целиком, кинулась в нее, очертя голову. И счастливее, чем она, не было никого на свете! Если б только хоть чуть-чуть остереглась… Если б графиня не вернулась так внезапно…

Обернувшись, Варя увидела, что Елена Павловна следит за ней все тем же нехорошим взглядом, который заставлял ее всю сжиматься от страха. То ли убить ее замыслила графиня, то ли как-то иначе со свету сжить… А что доброго может быть на уме у женщины, которая своего мужа родного в постели с другой застала? Варе графиню и жаль было, и стыдно перед ней, да только все одно она и сама на нее как на врага смотрела. Только вся сила на стороне Елены Павловны, все крепостные в ее власти. Захочет — продаст такому злющему барину, что Варе свет не мил станет.

Петровские-то своих крестьян никогда не обижали, их за то все любили и вечно нахваливали перед другими. Тот же их сосед, Трипольский, когда наезжал в свое имение, первым делом порку прямо во дворе устраивал. Всегда находились виноватые… И девок он, говорили, прямо силой брал… Хотя видный такой, ему, поди, и так ни одна не отказала. Да, видать, любил он больно другим делать… Вон Елена Павловна от него сама не своя выскочила! Хотела Варя ее упредить, да решила помалкивать: не ее это ума дело. Кто знает, зачем графиня к соседу своему поехала? Может, дело какое, а она ей начнет про насильничанье рассказывать…

Варя отвела глаза. Красивая графиня-то… Еще лучше, чем на том портрете, что Владимир Иванович целовал, тоскуя. А что на Варю волком смотрит, так это понятно. Зато Глашке своей вовсю улыбается да переговаривается о чем-то. Другие слуги барыню всегда хвалили: хоть и держит марку, вольностей не позволяет, но зазря никого не обидит. Да и то верно, чего графине с крепостными дружбу водить? Не ровня, чай…

— Варя, вернись, пора ехать! — окликнула ее Елена Павловна.

Графине уже невмоготу было смотреть, как хороша эта юная девушка, какой свет от нее исходит, как от тех белых стволов, которые Варя обвивала руками. Лучше затолкать ее в темный угол кареты, а самой отвернуться к окну. И все-таки попытаться понять: хочет ли она того, что задумала, или это всего лишь глупая блажь?

Заночевать пришлось на постоялом дворе. Поколебавшись немного, Елена Павловна оставила Варю при себе, чтобы постоянно находилась под присмотром. У графини имелись соображения, как девушка могла исчезнуть из ее поля зрения: сбежала бы ночью да явилась бы в Петербург — не так и далеко даже пешком. Крестьяне, они привычные к ходьбе… А разыскать там графа Петровского не составит особого труда, даже если расспрашивать исключительно извозчиков и служанок. А уж Владимир Иванович не бросил бы свою любовницу на произвол судьбы в чужом для нее городе, арендовал бы для нее комнатку, где-нибудь неподалеку от них, да захаживал бы к Варе… проведать. Что скрывается за этим словом — и младенцу понятно…

Графиня была уверена, что все именно так в конце концов и произошло бы, если б она не нагрянула в Дубровку столь неожиданно. Владимир Иванович тайком перевез бы девушку в столицу, и Елена Павловна никогда и не узнала бы об этом. Вряд ли она обратила бы внимание на исчезновение дочери какого-то конюха… А уж управляющего ее муж сумел бы подкупить, чтобы тот и словом не обмолвился.

Поэтому Елена решила не спускать со своей соперницы глаз, ведь этот план вполне осуществить и сейчас. И тогда желанный Владимиром ребенок будет у него не с супругой, а с этой крепостной девкой. А за долгое время пути графиня уже успела не только примириться, но и вполне сжиться с дикой, как ей казалось поначалу, мыслью о том, что младенца вполне можно выдать за своего. Кто будет об этом знать? Глаша? Она предана ей до мозга костей… Тоже ведь из крепостных, могла всю жизнь навоз месить, а Елена Павловна забрала ее в Петербург, ввела в богатый дом, отдельную комнатку выделила. Слово поперек скажет — и назад, в навоз. Это Глаша понимала, и благодарила свою хозяйку каждым словом, каждым взглядом.

Других препятствий к осуществлению задуманного графиня Петровская уже не находила. Пусть только гулящая девка пикнуть посмеет, розгами до смерти запорют в Родниках, и отец с матерью не узнают! Ведь стоит запороть ее, стоит… Елена Павловна до боли стиснула зубы, пережидая очередной приступ ненависти к юной, хорошенькой крестьянке, обнаженное тело которой до сих пор мерещилось ей повсюду, а ее муж не мог насытиться им, не мог оторваться…

В постели с женой Владимир Иванович никогда не проявлял столько страсти. Их союз был больше духовным, чем плотским. Петровские могли говорить часами, и спорить, и обсуждать только что прочитанное или увиденное в театре. Их мнения не всегда совпадали, но тем было интереснее. И даже если они не соглашались друг с другом, их пальцы переплетались, подтверждая, что они вместе, что любят друг друга. И даже сейчас Елена верила, что муж действительно любит ее. Не мог же он, в самом деле, разговаривать о высоком с этой левкой! А только постелью любовь не ограничивается…

В двухкомнатном номере постоялого двора Елена Павловна велела Глаше занять диванчик в проходной, а Варе лечь на пол у порога. Не смогла отказать себе в удовольствии унизить любовницу мужа, указать ей истинное ее место. На пол, правда, набросали одеял, пледов, чтобы девка не застудилась и ребенку вреда не было. А то, что мать, как собака, на подстилке спит, младенцу не навредит. Да и мал еще очень…

Прежде чем лечь в постель, графиня несколько раз перешагнула через улегшуюся на полу девушку: все, что-нибудь забывала — то книжку взять, то дверь на ключ запереть да его с собой унести. Один раз пронесла ногу прямо над лицом Вари, которая зажмурилась от страха, и поймала неодобрительный Глашин взгляд, который, правда, тут же сменился глуповатым хихиканьем.

«Как бы девки не спелись, — подумала Елена Павловна с тревогой. — Да только Глашка не так глупа. Она прекрасно знает, чем для нее кончится симпатия к пленнице». Она внимательно посмотрела на свою горничную, и та тотчас услужливо подскочила:

— Чего изволите, Елена Павловна?

— Волосы мне расчеши, — приказала графиня. — Да не дергай, как вчера. Какая-то ты неловкая стала… Менять тебя пора, что ли?

Произнесла она это с нарочитой задумчивостью, будто и впрямь решала для себя, что делать. Переменившись в лице, Глаша бросилась искать расческу, и прикосновения ее в этот вечер были особенно осторожны и ласковы. Елене даже глаза хотелось закрыть от удовольствия. Только она не могла продемонстрировать девушкам хоть малейшую слабость. Пусть думают, что в ней этого нет вовсе. Пусть побаиваются. Так самой спокойнее.