Эльза Вернер - Отзвуки родины

— Ева! — воскликнул капитан, и в его тоне было столько восторженной страсти, что это превзошло все ожидания маленькой, романтичной Евы, и, забыв об опекуне, своей ненависти к пруссакам, даже о присутствии посторонних, она бросилась к капитану с возгласом:

— Фриц!

— Вот это я называю счастьем! — промолвил Горст, бурно обнимая ее. — Из-за этого стоило идти в дождь и непогоду!

— Но, Фриц, откуда вы явились так неожиданно? — спросила его баронесса Мансфельд.

Горст изумленно взглянул на нее и повторил, не выпуская Евы:

— Неожиданно?

— Конечно, — вмешался Гельмут. — Какой счастливой случайности мы обязаны вашим внезапным и очень своевременным появлением?

— Это вовсе не случайность, барон. Мы прибыли сюда, чтобы оказать вам помощь.

— Вам стало известно, что мы нуждаемся в вашей помощи? Но это известие никак не могло достичь вас!

— И все-таки достигло. Я внезапно получил приказ немедленно направиться к замку, чтобы освободить от военного суда предводителя шлезвигского крестьянства Арнульфа Янсена; еще до вечера нам следовало быть на месте. У Янсена я и без того в долгу; таким образом мы спешили изо всех сил и весь путь прошли за три часа.

— Это совершенно непонятно, — недоумевал Арнульф. — Кто это мог оказать нам столь необходимую услугу?

— Я! — раздался за ним торжествующий голос, и Отто, до сих пор державшийся в стороне и с затаенным восторгом слушавший Горста, с гордым достоинством вышел вперед.

— Отто… ты? — послышались изумленные восклицания.

— Да, милый Гельмут, я, твой маленький брат, которого ты хотел разложить на школьном столе для порки. Пока вы спорили о том, как вам удержать замок до прихода наших войск, я прямо привел наших друзей сюда. Ну, что, вы теперь будете отсылать меня наблюдать погоду?

Он с высоко поднятой головой встал пред сестрой, которая теперь разгадала, наконец, причину его таинственного исчезновения.

— Но ведь не мог же ты за такое короткое время сходить туда и обратно? — недоумевала Элеонора.

— По суше, конечно, нет, но в шлюпке, прямо через бухту, до передовых постов я добрался меньше чем в час.

— В такую бурю ты был на море? — ужаснулась баронесса Мансфельд.

— Да, бабушка! Я, правда, поспорил с бурей, но зато вовремя попал к коменданту. Он — старый полковой товарищ моего отца, и я знал, что он выслушает меня. Я изложил ему все наши обстоятельства, и он уверил меня, что сейчас же пришлет помощь. Что ты скажешь на это, Фриц?

— Что ты — превосходный мальчик! — воскликнул капитан. — Не будь приказа, мы пришли бы сюда только завтра к вечеру; я и не подозревал, что этого приказа добился ты. Но почему ты не присоединился к нам? Зачем ты вторично рискнул плыть по бурному морю?

— Потому что морем я через час мог уже быть дома, — ответил Отто, почти обиженный таким вопросом. — Тем временем сюда могли бы явиться датчане, здесь завязался бы бой, а меня-то и не было бы. Как видишь, Фриц, не мог же я рисковать?

— Я вижу одно, что ты родился быть солдатом, — расхохотался Горст.

— Конечно! В будущей войне я буду драться, во второй буду офицером, в третьей…

— Отто, довольно, ради Бога! — прервал его Лоренц. — Неужели на свете нет ничего другого, кроме войны?

Юный герой, не обратив внимания на увещевания воспитателя, бросился к своему другу Янсену, ничем не выразившему ему своей благодарности.

— Арнульф, что с тобой? Ты стоишь один, такой мрачный. Что случилось?

Арнульф, действительно, стоял в стороне, молчаливый и хмурый, не принимая участия во всеобщей радости. Он обернулся к юноше, пытаясь рассмеяться, но в его голосе чувствовалось скрытое страдание.

— Ничего, ничего со мной, мой милый Отто!

— Ты сердишься, что нам не удалось подраться с датчанами? — решил Отто, которому такое объяснение казалось очень близким к истине. — Да, я тоже недоволен! Кто мог предполагать, что Фриц так поспешит? Собственно говоря, он пришел слишком рано, мог бы и доставить нам удовольствие отразить небольшое нападение датчан.

— Прибереги свои сожаления на будущее, мой мальчик, — серьезно сказал Горст. — На этот раз наша задача — справиться с неприятелем. Завтра прибудут наши войска, и тогда произойдет решительное сражение.

Разговаривая, все перешли в главный зал; баронесса захотела узнать подробности беседы с начальником прусских войск, и в то время как она осыпала внука то ласками, то упреками за его отчаянную смелость, капитан Горст воспользовался случаем, чтобы отвести в сторону Еву, при последних его словах снова потерявшую свое мужество.

— Фриц, вдруг ты теперь погибнешь в бою? — со страхом пролепетала она.

— Наоборот! Я одержу победу и женюсь! — с непоколебимой уверенностью возразил он. — Но на этот раз нам во что бы то ни стало необходимо объясниться, Ева, иначе нам опять помешают, как тогда.

— Да, во время твоей последней просьбы…

— Совершенно верно. Итак, я торжественно повторяю свое предложение.

Девушка уже привыкла, что эти предложения делались ей при самых невероятных обстоятельствах; она перестала удивляться им и позволила себе только застенчивое замечание:

— Это уже в третий раз!

— Да ведь ты же три раза сказала мне «нет», а я объявил тебе, что в конце концов ты скажешь «да». Прав ли я был?

Горст нежно склонился к Еве, и так же нежно приникла к его груди маленькая белокурая головка, в то время как лукавая улыбка осветила ее лицо.

— Да, Фриц, к сожалению, ты оказался прав! — произнесла она. — Но нам предстоят еще тяжелые испытания: мой опекун все перевернет вверх дном, чтобы разлучить нас.

Горст засмеялся — перспектива такой борьбы, по-видимому, нисколько не беспокоила его.

— Успокойся, моя маленькая, милая Ева! — принялся он утешать ее. — Это уж мое дело. Я постараюсь справиться с наместником. В крайнем случае, чтобы овладеть тобой, я готов бороться хоть с двумя дюжинами опекунов.

Большие глаза Евы несколько округлились: две дюжины опекунов! Несколько многовато, но это невероятно льстило ее самолюбию, и она не сомневалась, что ее избранник может всех их обратить в бегство. Теперь она убедилась в его безмерной любви: Фриц был ее настоящим идеалом, и она повернулась к подруге, чтобы поскорее поделиться с ней своей радостью.

Элеонора и Гельмут были на террасе одни. Они не обращали внимания на бурю, шумевшую вокруг, а молча слушали дикую могучую песню, доносившуюся к ним с моря.

Шум волн, испытанный голос моря, старые отзвуки родины, они приветствовали потерянного и вновь обретенного сына!

Молодой помещик обнял свою невесту и прошептал ей всего несколько слов, но она отрицательно покачала головой.

— Нет, Гельмут! Всюду еще свирепствуют война и зло, пусть снова над нашей головой засияет солнце, тогда и я буду твоей!