Мэри Гиббс - Признание в любви

Темперли не знал, слышит ли она его и понимает ли, о чем он говорит. Сара, казалось была от него очень далеко, несмотря на то что он мог дотронуться кончиками пальцев до вышитых цветов на ее платье.

— У тебя новое платье, — пробормотал он. — А что это за маленькие золотые цветы?

— Флер де лис. — Она по-прежнему была от него далеко. — Геральдические лилии Франции.

— Этот материал, похоже, привезли Бриггсу контрабандисты? — Он постарался отнестись к этому с юмором. — Разумнее было бы купить шелк, украшенный розами.

— Но французские лилии более красивы, чем английские розы, — спокойно заявила она и повернулась к дверям, в которых появился мужчина, разыскивающий ее. — Я здесь, монсеньор Кадо, — сказала она ему.

Но только Филипп собрался пригласить ее на следующий танец, как был опережен.

— Я уверен, что лейтенант простит меня, леди Темперли, — учтиво произнес монсеньор Эстобан, — если я воспользуюсь преимуществом моего возраста. Сейчас, я думаю, будет объявлена кадриль, и мне хотелось бы, с вашей помощью, убедиться в том, что в Англии кадриль танцуют не хуже, чем во Франции.

Сара не могла ему отказать, но, проходя мимо лейтенанта, уронила свой веер. Он тут же поднял его, подал ей, и на секунду их пальцы соприкоснулись.

— Флер де лис! — с отвращением произнес Тэм.

— Прошу прощения, монсеньор? — отозвался лейтенант, выходя из дверей. — Вы что-то мне сказали?

— Нет, ничего.

Глаза двух мужчин встретились, и во взглядах обоих блеснула искра ненависти. Однако Тэм, не желающий устраивать сцены в гостях, вышел на террасу, чтобы остудить голову и охладить свой горячий пыл.

За несколько дней до того, как Филипп вернулся в замок, заключенный Фуке окликнул своего друга Леконтре, когда тот проходил мимо госпиталя в сторону Главной башни, где находились комнаты офицеров.

— Что ты хочешь? — Гастон остановился, ощущая на себе глаза охранников. Разговоры между военнопленными из разных частей замка не приветствовались.

— Пару сапог, — непринужденно объяснил Фуке.

— Пару сапог? — Гастон был изумлен. — Зачем тебе сапоги в госпитале? И почему ты подумал, что я их раздобуду?

— Мне нужны сапоги, чтобы ходить в них за пределами госпиталя, бестолочь, — прорычал Фуке. — И ты единственный, кто может их достать. У лейтенанта Кадо ведь две пары, не так ли?

— В одной паре сапог, новой, он ушел из замка, и в комнате остались его старые сапоги, которые нужны ему на случай, если он отдаст в ремонт новые.

— Старые мне подойдут. И еще мне нужен кусок мыла.

— Мыла? — Голос Гастона задрожал. — Ты ведь знаешь, что мыло здесь дороже золота. Где я его найду? Скажи, если знаешь.

— Там же, где найдешь сапоги, конечно. Где же еще?

— Но когда лейтенант вернется и обнаружит пропажу, он уволит меня… Черт возьми!

— Говори потише. Тот охранник очень интересуется, о чем мы говорим…

— И зачем тебе сапоги? — прямо спросил Леконтре. — Ты строишь очередной план побега?

— Да, и могу им с тобой поделиться. — Фуке усмехнулся. — Слушай, приятель, старый эмигрант, который заходил в кабинет агента в тот день, когда напали на лейтенанта, — мой дед.

— Ну ты меня удивил! — саркастически хмыкнул Гастон. — А в ответ я скажу тебе, что капитан Буллер — мой отец!

Фуке нахмурился:

— Можешь смеяться, но я говорил с твоей знакомой прачкой в госпитале об этом старом эмигранте и узнал, что он живет один со старой служанкой в своем доме в Темперли — это первый дом с правой стороны, как только войдешь в деревню. Мне также сообщила одна пожилая английская леди, что вся его семья погибла во время террора, кроме единственного внука, которого эмигрант жаждет найти. Вот его внук!

— Ты имеешь в виду себя?

— Конечно. Ты не заметил, как он заинтересовался моей фамилией — Арблон? Все, что мне нужно сделать, — это прийти в дом старика и сказать ему, что я — его внук, а когда я войду… — Фуке ухмыльнулся и провел пальцем по горлу.

Смех замер на губах его друга.

— Шутки шутками, но это уж слишком, — мрачно заявил Гастон. — Запомни, мой друг: военнопленного; совершившего убийство, а затем — побег, ожидает виселица, как и любого гражданского заключенного. Это закон Англии.

— Ну хорошо, возможно, я не убью старика. Я просто свяжу его и выспрошу, где он хранит свои драгоценности и деньги.

— А где в это время будет его служанка? Она, ты думаешь, станет тебе помогать?

— Первым делом я как-нибудь выманю ее из дома и запру в сарае. Это будет нетрудно сделать.

— Надеюсь, но у меня есть и другие сомнения. Чем старше курица, тем громче она кудахчет, а прежде всего тебе нужно незаметно выбраться из замка.

— Ну, это проще простого! Молодой доктор оставляет свой коричневый плащ, высокую касторовую шляпу, перчатки и кнут для верховой езды в комнате старшего офицера на первом этаже, надевает халат и идет с обходом по госпиталю. А ты поставишь сапоги лейтенанта возле плаща доктора. Я тем временем отнесу наверх мыло одному больному, который за вознаграждение обещал сымитировать припадок эпилепсии, засунув мыло себе в рот, как только доктор войдет в его комнату. Вот тогда и настанет мой черед. Надеюсь, припадок с мыльной пеной задержит врача надолго, и я успею сбежать вниз, надеть плащ, шляпу, сапоги и перчатки, вскочить на коня доктора и на прощание махнуть стражникам у южных ворот кнутом. — Фуке помолчал. — Вижу, ты потрясен простотой моего плана?

— Слишком уж прост. А что будет с сапогами лейтенанта?

— Я оставлю их в доме старого эмигранта. Лейтенант ведь там жил не так ли? Люди подумают, что, покидая дом, он забыл там свои сапоги, и его не будут считать причастным к моему побегу, точно так же как и тебя.

Агент доброжелательно отнесся к просьбе лейтенанта позволить ему снимать жилье в городе. Он внимательно посмотрел на молодого человека. Нападение грабителя, несомненно, не осталось бесследным.

— На какой срок вы хотите снять квартиру?

— На несколько недель. — Филипп чувствовал, что он не вынесет нового заточения в замке, с одной лишь дневной прогулкой вокруг города для того, чтобы немного размяться и развеяться.

— Ладно. Однако не забывайте, что территория вашего нахождения остается прежней, и, хотя вам не надо возвращаться в замок при наступлении комендантского часа, вы должны отчитываться передо мной раз в неделю.

— Я понял, капитан Буллер. И я вам очень благодарен.

Филипп вернулся в казарму и увидел, что Гастон упаковывает его вещи.

Этот неожиданный поворот событий привел в смятение душу добряка Леконтре. Он ухитрился стащить кусок мыла из пожитков лейтенанта, но с сапогами было гораздо сложнее. Гастон стал упрашивать лейтенанта отдать сапоги в ремонт тюремному мастеру. Ему было ужасно стыдно ему врать, но Фуке пребывал в мрачном настроении, и Гастон не имел никакого желания оказаться, в свою очередь, в госпитале с проломленной головой.