Анна О’Брайен - Меч и корона

— Приветствую вас, госпожа моя, — произнес Анри, передавая оруженосцу поводья своего жеребца.

— Приветствую вас, господин мой.

Я сделала реверанс.

— Приятно видеть, что вы вняли моему совету держать ворота закрытыми для всяких грабителей да налетчиков! Это весьма похвально, Элеонора.

Кажется, я покраснела. Он явно насмехался надо мной, я понимала, что так оно и есть, однако лицо у него было серьезным, как у статуи.

— Вы могли бы предупредить меня заранее… господин мой, — сказала я с безукоризненной учтивостью.

— А я и сам не знал заранее. Мои сторонники в Англии уговаривают меня поспешить с вторжением, пока рядовым воинам не надоело ждать, пока они не переметнулись к Стефану. У меня времени в обрез, Элеонора. Но для вас я выкроил немного. — Мне понравилось, как при этом сверкнули его глаза. — Я не отказался бы от чаши пива.

Я провела его в свою светлицу, и там он плюхнулся в покрытое подушками кресло, пачкая вышитую спинку дорожной пылью и конским волосом. Выглядел он совершенно неуместно среди всех этих подушечек, среди мягких гобеленов и свиты моих дам, которые трепетали перед ним, как и следовало ожидать.

— И как вы пользовались все это время своей вновь обретенной независимостью? — говоря это, он отстегнул свои кожаные перчатки для верховой езды, с неудовольствием рассмотрел указательный палец одной из них, выдернул из него несколько разлохматившихся нитей.

Стало быть, он решил начать с политических вопросов. Заинтригованная, я поддержала этот разговор:

— Я уничтожала все следы правления в Аквитании Людовика.

— Не сомневаюсь, это доставило вам немалое удовольствие.

— Величайшее. Будучи супругой Людовика, я была принуждена делать то, что было угодно ему — или аббату Сюжеру, — а сама я права голоса в принятии их решений почти что не имела. — Я улыбнулась, но не забыла и о необходимом предостережении: — Теперь же власть здесь снова принадлежит мне. Я суверенная властительница.

— Я об этом буду помнить. — Он оторвал взгляд от своей перчатки. — Как вы думаете, меня здесь сразу признают?

— Нет. Вам придется завоевать их признание. — Ну, преуспеет он в этом или нет, дни моей единоличной власти были сочтены — это я в глубине души уже знала. — А что ваши бароны? Одобрят ли они такой брак? Станут ли выказывать мне свое уважение?

— Богом клянусь, станут! Не то им придется испытать на себе, сколь остер мой меч. — Он откинулся на спинку кресла, наслаждаясь отдыхом. — Да и с чего бы им быть недовольными? Посмотрите только, какие богатства вы мне приносите! Конечно, кое-кто станет поговаривать о вашей репутации, но большинство почтет за благо не перечить мне.

Я рассмеялась. Анри — по крайней мере, сегодня — был совершенно бесхитростен.

— Расскажите мне об Англии.

— Она созрела, пора ее сорвать, — только и сказал он, ни словом не обмолвившись ни о тех силах, которые призывали его к отвоеванию законного наследия, ни об опасностях своего предприятия. — В этом я не потерплю никакого противодействия, вы же знаете. Стефан хочет прямо сейчас короновать своего сына Евстахия королем Англии, дабы обеспечить престолонаследие. — Анри хрипло рассмеялся. — Но на это требуется дозволение папы, а Его святейшество, человек разумный, не спешит давать таковое.

Рассказывая, он снова взял перчатку. Потом кивком подозвал ближайшую к нему фрейлину, Флорину, которая пыталась (не слишком успешно) одновременно продолжать вышивку и прислушиваться к нашей беседе.

— Да, мой господин?

— Будьте любезны подать мне иголку и нитку.

Взволнованная Флорина передала ему иголку и нитку, которые уже были у нее в руках. Анри придирчиво разглядывал их.

— Думаю, не нужно заштопывать эту дырку зеленым. Тем более шелком…

— Простите, мой господин…

Анри взял предложенную ему нитку охряного цвета и стал штопать дыру по шву на пальце — с неподражаемой уверенностью и немалым искусством. Мои дамы пришли в ужас. Я развеселилась. Агнесса принесла гостю чашу пива и блюдо с сыром и тонкими пресными лепешками; стоя теперь рядом с ним, она не смогла удержаться от едкой реплики:

— У нас есть для таких поручений слуги, мой господин. А может помочь и любая дама моей госпожи.

— Но я-то могу сделать это сам ничуть не хуже, — ответил ей Анри, не переставая орудовать иголкой и зашивая разошедшийся шов. — Так вот, я и говорю: в Англии…

Тут до него наконец дошел смысл царившего вокруг молчания, и он поднял голову. Зубы его блеснули в недовольной ухмылке.

— Так вы меня порицаете? — Анри взглянул на меня. — Это сказывается кровь Эрлевы. Поскольку отец ее был превосходный кожевенник, то и она много чего умела делать хорошо. Я эти таланты унаследовал. И вовсе их не стыжусь.

Агнесса искоса посмотрела на него.

— Ну, зачем же поджимать губы, мадам? В жилах герцогини Аквитанской течет та же самая кровь. Эрлева была женщина основательная, возражений против этого я и слушать не стану. — Он закончил штопать, откусил нитку острыми зубами и вернул иглу владелице. — Ну вот — как новенькая. — Анри сделал добрый глоток пива, но от еды отмахнулся. — Поем позднее. Мне сейчас нужно… — Он вдруг присмотрелся ко мне. — А я вижу, вы надели мой подарок, госпожа.

Я дотронулась рукой до шеи. Конечно, он имел в виду ожерелье Мелюзины. Опалы вообще-то выглядят зловеще, но сейчас, в свете утренней зари, они мягко светились.

— Я никогда его не снимаю.

Кажется, я невольно усмехнулась: об ожерелье я вспомнила в последнюю очередь, после вуали и кружев, но зачем Анри знать об этом?

— Теперь, госпожа, нам нужно поговорить о делах. И времени на это совсем мало, ибо вы заставили меня ждать всю ночь. Можно где-нибудь поговорить наедине?

Он встал из кресла, коренастый, крепкий, сразу же заполнив всю комнату своей кипучей энергией. Отказать ему было просто невозможно. Я провела его в свою спальню.

— И что же вам угодно обсудить?

— Мои права, — сказал он, плотно прикрывая дверь.

— Права?

— Нареченного жениха. Они ко многому обязывают. И я желаю осуществить их безотлагательно.

С непостижимым проворством Анри уже избавлялся от своей одежды: рубахи, сапог, чулок, штанов, — разбрасывая их по всей комнате. Затем, поскольку я не сопротивлялась, он расправился и с моим нарядом — так же ловко, как давеча штопал перчатку. Я чувствовала себя так, будто оказалась в центре сражения: он в равной мере и соблазнял меня, и брал приступом. Анри был талантливым воителем, он не ведал сомнений на поле брани, и под одеялом, как я поняла, вел себя таким же манером. Сперва он отвлек меня коварным развертыванием своих сил, затем скрытно подобрался вплотную — так, что я и не заметила, а уж затем стремительная атака и упорное отстаивание захваченных территорий завершились решающим штурмом и вторжением, которое невозможно было отразить. Он не упускал из виду ни единой мелочи. Моя крепость была окружена, захвачена и сдалась на милость победителя.