Анна О’Брайен - Меч и корона

Даже сейчас? Так пусть приезжает сюда и доказывает это!

Лоно мое горит, но я не стану заводить себе любовника. Все сердце, всю душу мою заполнял Анри. Пусть и красив Бернат де Вентадорн, он не соперник Плантагенету.

Как надлежит робкой забитой женушке, я сообщила Бернату о том, что его ждет.

Он побелел как полотно. Нет, не представляла я себе, как он станет слагать боевые песни, но ведь всем нам приходится приносить жертвы. Мне не нравился властный приказ Анри, да только здравый смысл подсказывал, что иной раз лучше подчиниться.

В тот вечер лютня Берната безутешно рыдала, а его голос, полный глубокого чувства, взлетал до самого потолка.

Я вздохнула и пожелала себе, чтобы моя собственная любовь освободила меня из нынешнего жестокого изгнания.

Бернат де Вентадорн отправился в Англию. Как выяснилось, я все равно не смогла бы отправить его к Аэлите: она, сделавшись вдовой, приняла решение поселиться вместе со мной в Анже.

— А для чего мне уезжать? — спросила она, когда я выразила удовольствие от ее решения, но не могла и не удивиться. — Плантагенет заставляет всех, кто рядом, чувствовать жизнь острее. Я останусь здесь и буду получать удовольствие, наблюдая за событиями.

И наконец Анри возвратился домой. Его гонец низко поклонился мне. Анри остановился в Руане, столице его Нормандии, там он проведет Пасху и призывает меня к себе туда. Призывает?

Он призывает меня в Руан вместо того, чтобы самому явиться в Анже? Почтительность гонца не могла скрыть властных ноток приказа. Да ладно, все равно. После шестнадцати месяцев разлуки я пошла бы за ним хоть на край света, если бы он позвал меня. Я упаковала все свои пожитки, собрала необходимую свиту и приказала готовить паланкин. Теперь только осталось подготовить подарок для Анри, и назавтра можно трогаться в путь.

В Руане я раньше не бывала, да и большого впечатления он на меня не произвел: его суровые серые стены слишком напоминали о Париже, чтобы я почувствовала себя здесь уютно. Но в целом мне не пришлось сожалеть о том, что приехала. Стоял холодный пасмурный день, резкие апрельские ливни размыли дороги, и путь наш был долгим и трудным. Когда мы въехали во двор замка, он кишел воинами и чиновниками; отыскать место, чтобы разгрузить наши пожитки, удалось лишь после того, как я объявила, кто я такая. По крайней мере, это свидетельствовало о том, что Анри возвратился.

Сердце мое гулко ударилось о ребра при мысли о нашем воссоединении.

— Приветствую вас, моя госпожа. Мы не ожидали, что вы прибудете так скоро.

— Где он? — спросила я у дворецкого, который вышел приветствовать меня; к этому времени я уже распорядилась, чтобы мою свиту разместили, а сама стала подниматься по лестнице.

За мной следовали Агнесса, руки у которой были заняты ношей, и кучка слуг, нагруженных всевозможными сундуками и тюками. Все они были мне сейчас необходимы.

— А! То есть вы хотите знать…

Он почему-то избегал смотреть мне прямо в глаза. Возможно, он и вышел не столько приветствовать меня, сколько задержать.

— Говорите! — приказала я, не замедляя быстрого шага.

Я не знала, куда мне идти в этом замке, но видно было, где царит наибольшая суета. Я навострила уши.

— Мой господин сейчас в тронном зале.

— Это я и сама слышу.

Впереди была какая-то суматоха и страшный шум.

— Он не в самом добром расположении духа, госпожа.

— Хм-м-м. В дурном настроении, хотите вы сказать?

Этого дворецкого я знала как человека по натуре прямого и честного. Он меня тоже знал. Он верно служил Анри Плантагенету, но не был лишен почтения и к его супруге.

— Все, что я могу сказать, госпожа… — заговорил он еле слышным шепотом. — Сейчас он как в Лиможе.

Я нахмурилась. «Как в Лиможе». Больше ни о чем спрашивать не требовалось. «Лимож» означал поиски жертвы, на которую можно излить гнев.

Еще бы! В Лиможе я быстро поняла многое. Анри в полной мере унаследовал знаменитую вспыльчивость мужчин Анжуйского дома, и я хорошо сознавала, к каким разрушительным последствиям она может привести. Невозможно представить себе, на что это похоже, когда он дает полную волю своему гневу, и здесь, в Руане, я на мгновение заколебалась, оглянулась на Агнессу, потом на дворецкого, который ожидал, что я решу. Когда Анри охвачен гневом, к нему лучше не приближаться.

— Все так плохо? — уточнила я.

— Еще хуже. Мой господин не привык терпеть, когда ему наносят обиды. Наверное, вам лучше было не спешить с прибытием сюда, госпожа…

Я всмотрелась в его застывшее лицо, взвесила идущий от доброго сердца совет, затем отмела его. Ради этой встречи я проделала долгий путь. И без того ждала, пока мое терпение не истощилось совершенно.

— Он вызвал меня сюда. И говорить со мной будет сейчас.

— На то ваша воля, госпожа. — «Пеняйте на себя!»

Еще не дойдя до двери, я услышала разъяренный голос Анри. Пришлось задержаться, пока дворецкий расталкивал в стороны слуг и челядинцев, которые ускользнули из просторного зала и искали спасения в переднем покое. Но вот я с небольшой своей свитой переступила порог и рукой придержала дворецкого, чтобы он не стал возвещать о моем прибытии. Мне хотелось понять, в чем причина всей этой суматохи, и любопытство боролось в моей душе с осторожностью. Нет, это не было хуже, чем в Лиможе — разрушения были не столь значительны, — но в общем очень похоже.

— Всякий раз, стоит мне отвернуться, — бушевал Анри, с побелевшим лицом, с мечущими молнии глазами, — найдется какой-нибудь чертов вассал — не один, так другой. А если не поднимет мятеж кто-то из моих баронов, закосневших в измене, так король Франции вторгнется в мои пределы. Он сжег Вернейль, так? И напал на Вернон? Да еще и продолжает именовать себя герцогом Аквитанским, будто ему от Бога дано такое право? Вот чертово отродье! — Отрывистые возгласы с характерным анжуйским выговором отражались эхом от каменных стен. — И Вексен снова бунтует. Вечно этот Вексен бунтует!

Он широко раскинул руки, будто желая охватить разом все те неприятности, которые ожидали его по возвращении из Англии и разожгли в нем гнев.

— А чертовы вассалы моей жены считают, что законы писаны не для них. Тем временем мой братец, чтоб его черти взяли, только и ждет, не дам ли я где хоть малейшую слабинку. Уж о том, что без меня творится в Англии, я и подумать боюсь. Да черт его побери! Я возносил хвалы Всевышнему за смерть Евстахия, но, кажется, поторопился. Пока Людовик связывает мне руки здесь, треклятые английские бароны, готов побиться об заклад, уже в клочья порвали мой договор со Стефаном и точат мечи, чтобы поднять мятеж против меня. Богом клянусь, я размозжу им яйца жерновами…