Анна О’Брайен - Меч и корона

— Ваше величество, вы куда прекраснее, чем в тех песнях, которые слагают о вас трубадуры. — А потом вонзил в меня ядовитые змеиные зубы: — Вы просто блистаете на здешнем темном фоне и ослепляете куда сильнее, нежели в теплом золоте Пуату, где вы мне так запомнились.

Каким он казался безобидным, свернувшийся кольцами, как змея, и угрожающий поглотить меня без остатка.

— Изумруды очень к лицу Вашему величеству.

— Еще бы! И посмотрите сколько! Я получила их в подарок от своего супруга по случаю рождения Марии.

Я улыбнулась анжуйскому змею, а потом и Людовику.

— Элеонора дороже всех сокровищ моего королевства.

Довольный Людовик прикоснулся к моей руке. Мне не составило труда доставить ему удовольствие.

— Самое драгоценное в благородной даме — ее репутация. — Жоффруа откинулся на спинку кресла, уверенный в своей конечной победе. — Что же о браке, Ваше величество? Обдували вы этот вопрос?

— Обдумал. Всю ночь я только об этом и молился. И Элеонора рядом со мной. — Я ощутила насмешливый взгляд Жоффруа, брошенный в мою сторону. — Я склонен дать вам свое согласие.

— Прекрасное решение. — Жоффруа едва не потирал руки от удовольствия. — Подпишем ли мы соглашение — до той поры, когда малышка подрастет?

— Нет, господин мой, — раздался сладчайший голос. — Такой брак не будет действительным.

Жоффруа застыл. Людовик вздрогнул от неожиданности, во взгляде Анри сквозило любопытство. Я притворялась, что ничего не понимаю.

— Не надлежит нашей принцессе сочетаться браком с юношей из Анжуйского дома. — Аббат Сюжер говорил все так же тихо и ровно, но теперь в его голосе слышалась власть, исходящая от самого Бога. — Я не смогу благословить такой брак, Ваше величество. Наша церковь откажет ему в благословении.

— Что-нибудь не так?

Удивление быстро сменилось у Людовика раздражением.

— Да, не так. И после того, что уже было, вам следует сознавать это, государь.

— Говорите же, почтеннейший.

— Видите ли, Ее величество, — аббат Сюжер поклонился мне, — и благородный господин Анри… Они состоят в родстве. Третьей степени. У них был общий предок. Это слишком близкое родство, чтобы молодые люди могли сочетаться браком.

Людовик с такой силой ухватился за край стола, будто его пронзила стрела, а горло сжала судорога.

— Я уже по уши сыт этими делами о кровосмесительстве!

— Совершенно верно, государь! — Сюжер не сводил с него сурового взгляда. — Неразумно было бы вам идти против воли святой матери нашей церкви — еще раз.

А это чем-то подтверждается? — спросила я, убедительно разыгрывая безмерное удивление.

— Подтверждается, государыня. Доказано вне всяких сомнений, знаменитым богословом.

Еще бы не доказано! Разве не я сама сообщила ему об этом родстве? С какой пользой мы с аббатом провели целый час, обсуждая документ, составленный епископом Леонским! Теперь я слушала (все с тем же изумленным выражением — а большего от меня и не требовалось), как достойный аббат взялся с большой торжественностью объяснять все подробности сказанного: выходило, что я состою в каком-то дальнем родстве с Анри Плантагенетом через герцога Вильгельма Нормандского и его наложницу Герлеву [68] Элеонора от волнения запуталась в генеалогии: Герлева была не наложницей, а матерью Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандии и короля Англии (она состояла в любовной связи с герцогом Робертом Нормандским). Анри Плантагенет приходился Вильгельму правнуком. Элеонора же была (через свою бабушку Филиппу) праправнучкой графа Робера де Мортена, рожденного Герлевой в законном браке (см. табл. в конце книги). . Сюжер отлично выучил документ, голос его звучал четко и убедительно.

Едва прислушиваясь к изложению запутанных родословных линий, я позволила себе бросить мимолетный взгляд на Жоффруа. Казалось, все рассказанное его ничуть не тревожит. На мгновение наши глаза встретились, потом он улыбнулся Людовику.

— Я не стану спорить. Но в прошлом на такого рода браки испрашивали дозволение папы и получали таковое. Подумайте об этом, Ваше величество. — Он положил свои красивые руки на скатерть. — Вы отправляетесь в крестовый поход. Путь долог, опасности велики, а жизнь мало чего стоит. Если вы не вернетесь из похода, дочь ваша в силу салического закона не сможет взойти на трон. Если же она будет помолвлена с моим сыном, то можно этот закон обойти. Анри и юная принцесса стали бы вместе править Францией и Анжу. А со временем, по воле Божией, и Англией тоже.

При упоминании таких обширных владений глаза Людовика снова заблестели:

— Франция и Англия под одним скипетром. Еще и Аквитания, разумеется.

— Нет, государь, — прозвучал голос аббата Сюжера, на которого всегда можно было положиться. Он отвлек Людовика от жадного мысленного созерцания возможных приобретений. — Не следует выходцу из Анжуйского дома носить корону Франции. Вы должны родить наследника мужского пола. Как наши бароны воспримут подобный способ обходить салический закон? Мы окажемся под угрозой мятежа, а вас в стране не будет… Священное Писание учит, что такой брак недопустим. Мне нет нужды напоминать вам об этом, правда?

На мгновение лицо Людовика потемнело: он гневался на менторский тон своего советника. Наступила пора и мне осторожно вмешаться в это дело. Я потянула супруга за рукав.

— Господин мой. Если вы не уверены, как тут следует поступить… — Я позволила себе легкую усмешку, искоса взглянув на Жоффруа. Он-то думает, что я сейчас толкну короля в объятия анжуйцев. Полагает, что я склоню чашу весов в пользу усиления и возвышения Анжу. Бог свидетель, этого я делать не стану! — Я хочу лишь добра для нашей дочери. Но вы же понимаете, что этому браку не бывать. Разве вы не догадываетесь, кто громче всех поднимет голос против такого союза? Не кто иной, как аббат Бернар. Он ни за что не потерпит кровосмешения. Он заклеймит этот брак, заклеймит и вас, если вы допустите, чтобы подобный брак свершился.

В душе Людовика заметно боролись гнев и нерешительность, и ни одно из этих чувств не брало верх.

— Неужто король Франции склоняется перед диктатом аббата Клерво? — уколол короля Жоффруа.

— Вы ведь понимаете, — я крепче сжала пальцы на грубой шерсти одеяния Людовика, — что нельзя снова попадаться в эту ловушку кровосмешения, господин мой. Вы же помните, чем это закончилось в прошлый раз.

Витри-ле-Брюле. Отлучение. Сейчас я была полностью уверена в силе своих доводов. А что Людовик? Для него это стало последней каплей.

— Конечно. Витри. Я принял решение, господин мой граф. Я не даю вам своего согласия.

Слава Богу! Я своего добилась. Все висело на ниточке, но я своего добилась.

Надо отдать должное анжуйцу — он хорошо скрыл свое разочарование. Ноздри у него раздувались, губы сжались в тонкую полоску, но голос, когда он заговорил, звучал спокойно: