Анна О’Брайен - Меч и корона

— Я сожалею о вашем решении, господин мой.

Я, впрочем, не собиралась торжествовать. Надо еще вырвать из его руки занесенный нож. Я рискну всем и поставлю на нежелание анжуйца выдавать и себя, и меня. Приму его вызов и докажу, что выдержкой могу поспорить с ним. Он что, и вправду считает меня дурочкой, которую легко обмануть и заставить поверить, что под угрозой ее репутация?

— Господин мой граф Анжуйский, — бесстрастно сообщила я Людовику, — выразил нежелание соединить свои силы с нашими в крестовом походе. Быть может, вы добавите к моим уговорам свой голос и сумеете его переубедить?

Людовик рад был уйти с зыбкой почвы предыдущего разговора, а после моих слов на его лице (весьма кстати) изобразилось изумление, смешанное с ужасом.

— Не желает сражаться за дело Христово? — Как удручающе предсказуем король. Как легко им манипулировать. — Каждый христианский государь должен откликнуться на призыв выступить в крестовый поход.

Жоффруа с деревянным лицом склонил голову.

— Я этого делать не имею права. Я должен отстаивать свои интересы в Анжу и Нормандии. Если же я уведу войско в Палестину, то не смогу гарантировать мира в собственных владениях, а это никому не принесет пользы. К тому же у меня и в Пуату есть долг…

— А я полагала, господин мой, что семейные узы склонят вас к походу, — перебила его я.

— Это о чем? — Людовик нахмурил брови.

— Сводный брат графа Анжуйского, высокородный Балдуин… — Ах, как это кстати! Если уж пошла двойная игра, то Жоффруа найдет во мне более чем достойного соперника. — Высокородный Балдуин занимает трон короля Иерусалимского. А, следовательно, он попадет прямо под удар нечестивых, если мы их не остановим. — Широко раскрыв глаза, я посмотрела на графа. — Мы с Людовиком спешим на помощь брату моего отца Раймундуде Пуатье, который правит в Антиохии. Разве вы не хотите сделать то же самое ради своего брата? Неужто вы не желаете во имя Божие сражаться и тем охранить своего брата от грозящей ему смерти?

Граф с силой сжал свой кубок, потом отпустил.

— Боюсь, этого я не могу.

— Думаю, вам следует пересмотреть свое решение, — проговорил Людовик, теперь вдвойне пораженный поведением графа.

— Не могу.

Он едва-едва удерживался от откровенной грубости.

— Если граф Жоффруа так беспокоится о своих обязанностях сенешаля Пуату… — Я великолепно изобразила глубокую озабоченность, глаза мои сияли ясным светом. Паузу я выдержала подольше, переводя взгляд с Людовика на анжуйца и назад. — Мы могли бы назначить сенешалем в Пуату кого-нибудь другого, если граф отправится исполнять свой христианский долг в Святой Земле. Прошу вас, подумайте еще раз об этом, благородный граф Анжуйский. Нам было бы очень приятно видеть вас рядом. Чего стоит земная власть — всего-то должность сенешаля Пуату — по сравнению с Божьим благословением и обещанием вечной награды на небесах? А в Пуату найдутся другие доверенные люди, если вы откликнетесь на призыв Господа нашего.

Наконец я позволила себе широко улыбнуться, глядя прямо в спокойное лицо Жоффруа Анжуйского — нелегко ему давалось это внешнее спокойствие.

А какая прекрасная угроза, достаточно замаскированная, но вполне понятная!

После этого завтрак завершился очень быстро, что никого не удивило. Граф Анжуйский от гнева был натянут как струна; выходя из королевских покоев, он ограничился торопливым поклоном. Я подумала, что нажила в его лице врага, но это меня не слишком беспокоило. Сын графа сумел поклониться более почтительно, глаза его, как мне показалось, старались встретиться с моими, прежде чем он вслед за отцом переступил порог.

Я не пошла ему навстречу, отвернувшись от них обоих — двух беспощадных и самовлюбленных волков, между которыми и выбирать-то не приходилось.

И все же мне стало жаль Анри Плантагенета, которого постигло такое разочарование. Но он молод, еще найдет себе невесту, которая доставит ему и власть, и почет, если он их сам не добудет. Мне думалось, что добудет и сам… Такого мужа я хотела бы для своей дочери, да только не ценой моей свободы самостоятельно принимать решения.

В итоге все завершилось к моему глубочайшему удовлетворению. Как я радовалась этому!

Анжуйцы покинули двор, ибо их здесь больше ничто не держало. Возвратившись к своему безрадостному существованию, я снова с головой окунулась в дела, связанные с подготовкой крестового похода, но где-то в глубине сознания сидела мысль о моем собственном близкородственном браке, временами она вонзалась в мозг, как шпоры в бока лошади. А изумруд, подаренный Жоффруа? Я достала его из шкатулки, с нежеланием взяла в руки и по какому-то капризу протянула Агнессе.

— Возьми себе, — улыбнулась я, увидев растерянность на ее лице. — Это в возмещение всего того, что ты ради меня делаешь. Он отлично подойдет к твоему красновато-коричневому платью, а у меня и так остается много драгоценностей.

Я протянула ей камень на открытой ладони, и он засиял тем неповторимым огнем, каким светятся только изумруды. Но не успела она взять камень, как я сомкнула пальцы.

— Ваше величество?

— Нет. — Я достала из шкатулки агатовое ожерелье. — Нет, вот это будет лучше. Золото и коричневый цвет камней больше пойдут к твоим волосам.

Агнесса приняла подарок с некоторым недоумением, а я вернула изумруд на его место в дорожном сундучке. Сохраню его, но надевать больше не стану. Сохраню как напоминание о коварстве мужчин, которые стремятся манипулировать мною и использовать в своих интересах. Я с блеском вышла из трудного положения, однако, это не повод для самодовольства. Я не забыла, как хитроумно расположил мальчишка фигуры на шахматной доске. Чтобы рыцарь взял королеву? Не бывать этому!

Никогда больше я не поставлю себя в подобное двусмысленное положение.

Конечный итог всего этого дела, помимо позорного поражения графа Жоффруа, доставил мне немалое удовольствие и наполнил меня радостью. Говорят, кто подслушивает, тот не услышит ничего хорошего о себе. Не стану с этим спорить, но я все же поступала по-своему.

— Ваше величество… — Я как раз входила в одну из королевских приемных, когда аббат Сюжер начал беседу с королем, и он продолжал свою речь, не подозревая о моем присутствии. — Я изменил свою точку зрения. Полагаю, вам следует взять Ее величество с собою в Святую Землю.

— А мне казалось, что вы со мной в этом вопросе не согласны.

— Так оно и было, Ваше величество. Но теперь я считаю, что для нас всех будет лучше, если она окажется вместе с вами, под вашим надзором.

— Ну, если вы полагаете…

— Именно. Вы не можете быть до конца спокойны, если она останется во Франции без вас. Возьмите ее с собой, Ваше величество.