Виктория Холт - Лорд-обольститель

— Это имеет какое-то значение?

— Да, в особенности если эти проявления носят совершенно предметный характер.

Я содрогнулась.

— Давайте поговорим о чем-то более приятном, — продолжал он. — Как идет работа над миниатюрой?

— Мне кажется, хорошо.

— Ваш отец ею доволен?

— Очень.

— Рискну предположить, что скоро мы ее увидим. Что сказал Ролло?

— Он еще не видел ее.

— Неужели он с этим смирился?

— Видите ли, власть, которую он демонстрирует в семейном кругу, не распространяется на заезжих художников.

Он рассмеялся, но тут же его лицо посерьезнело.

— Кейт, — произнес Бертран (он уже некоторое время обращался ко мне по имени), — когда миниатюра будет готова, вы уедете…

— Если барон одобрит нашу работу, мы отправимся в Париж писать портрет принцессы.

— Но вы уедете отсюда…

— А вы?

— Мне еще предстоит узнать, чего от меня ждут на этот раз. Всегда возникает какое-нибудь дело, требующее моего участия… какое-нибудь поручение… Просто так Ролло не приглашает… Пока что он не дал мне никаких конкретных указаний.

— Разве вы не можете сами спросить у него?

— Он ведь не сказал, что определенно хочет мне что-то поручить. Это всего лишь мое предположение. Когда меня приглашают сюда, это обычно объясняется тем, что собираются попросить… точнее, собираются повелеть мне… что-либо сделать.

— Чем больше я узнаю подробностей, касающихся вашего всемогущего Ролло, тем меньше он мне нравится.

Я скривила губы, представляя, как на моей миниатюре его глаза будут блестеть алчной жаждой наживы. Они будут холодного серого цвета, с легким оттенком синевы, отраженной от его сюртука.

— Ему нет дела до того, нравится он кому-то или нет. Он хочет, чтобы его боялись.

— Слава Богу, я нахожусь вне сферы его влияния. Если ему не понравится моя… работа моего отца… мы просто пожмем плечами и отправимся восвояси, забрав с собой миниатюру… разумеется, без роскошной оправы с бриллиантами и сапфирами… и, возможно, она в конце концов окажется в витрине какой-нибудь лондонской ювелирной лавки. Я с удовольствием назову ее «Портретом незнакомца».

— Да, я вижу, вы его совершенно не боитесь. И он это видит. Но при этом внушает страх всем остальным… за исключением Николь. Может быть, именно за это он ее так любит.

— Как он может ее любить? Собираясь жениться на другой женщине? Я не понимаю, что, в таком случае, делает здесь Николь. Почему она не посоветует ему заниматься своей невестой и не уедет отсюда?

— В определенных кругах так принято. Никто не относится к Николь без должного почтения по той причине, что она любовница Ролло.

— Полагаю, если бы она была любовницей кучера, дела обстояли бы несколько иначе.

— Само собой.

Я расхохоталась. Он тоже. Нас обоих поразила подобная непоследовательность.

Мы медленно шли по аллее сада.

— Во Франции все иначе, чем в Англии, — объяснял мне Бернар. — Быть может, мы уделяем излишне много внимания сугубо внешней стороне бытия, однако при этом мы и более реалистичны.

— Насчет внешней стороны — пожалуй, да. И, полагаю, то, что Николь продолжает здесь находиться, можно назвать реализмом, так как это происходит на самом деле. Но я все равно нахожу это… как бы точнее выразиться… циничным.

— Возможно, это действительно цинично, — согласился он.

— Барон, — продолжала я, — несомненно, отъявленный циник. Он находит эту ситуацию вполне нормальной… А почему бы и нет? «Я хочу эту женщину», — говорит он. А через некоторое время: «Я больше не хочу эту женщину. Мне пора жениться. Вот кто мне подходит. Прощай, Николь. Добро пожаловать в Сентевилль, принцесса». Полагаю, она столь желанна исключительно благодаря тому, что является принцессой.

— Несомненно.

— И вы это так спокойно принимаете?

— Я принимаю это потому, что мне ничего другого не остается. Более того, это не мое дело.

— Но сами же вы не такой, Бертран? Признайтесь.

Он улыбнулся, глядя мне в глаза.

— Нет, — ответил он. — Я романтичный, и мне кажется, мы с вами во многом схожи, Кейт.

С этими словами он привлек меня к себе и поцеловал. Я была счастлива.

В замок приехали гости, весьма элегантные дамы и кавалеры из Парижа. Обедали мы в большом зале. Милые вечера у камина остались в прошлом. Теперь в замке звучала бравурная музыка, кружились в танце пары, всюду было людно и суетливо. Еще гости много играли в карты. Во время подобных увеселений Бертран разыскивал меня, и мы подолгу беседовали в каком-нибудь укромном углу. Наша дружба обретала крылья. Он был очень добр и всегда стремился оказать помощь в чем бы то ни было, даже в мелочах.

Отца эти сборища утомляли. Его зрение быстро ухудшалось.

Занимаясь гостями, барон почти не замечал меня, но я продолжала свои наблюдения. Контраст между ним и Бертраном становился все более очевиден. Я думала о них как о Красавце и Чудовище.

Николь исполняла роль хозяйки, что вызывало у меня немалое удивление. Все относились к ней так, как если бы она была законной госпожой этого замка.

— Это подобно статусу фаворитки короля, — пояснял мне Бертран. — Такие женщины всегда были самыми влиятельными людьми во Франции.

Друзья барона во многом походили на него. Это были утонченные и образованные люди. Они интересовались искусством и относились ко мне с искренним уважением, как к дочери великого художника.

— Наша семья живет совсем иначе, — сообщил мне Бертран. — Намного проще. Я хочу познакомить вас с матерью и сестрой. Уверен, что вы понравитесь друг другу.

Я подумала, что это прозвучало почти как предложение.

В другой раз он сказал:

— В нашем маленьком замке есть комната, в которой, должно быть, удобно заниматься живописью. Она очень светлая, к тому же там можно пробить еще одно окно.

Я привязывалась к нему все больше, и в его обществе мне всегда было несказанно легко и приятно. Можно сказать, что я влюбилась в него, но еще не была уверена в силе своих чувств, потому что трудно провести четкую грань между ними и переживаниями творческого характера. Окончив работу над портретом, наверное, смогу разобраться и в своих чувствах. Но сейчас, и это вполне естественно, я была увлечена творчеством до такой степени, что оно, безусловно, затмевало Бертрана.

Работа близилась к завершению. Миниатюра была почти готова.

Глядя на нее, я торжествовала, и даже жаль было, что окончание этого чарующего процесса уже настолько близко. Я чувствовала, что расставание с ним оставит в моей жизни ощутимую пустоту.

Однажды днем, когда в замке царила тишина, отец отдыхал, а все остальные, похоже, куда-то уехали, я решила еще раз взглянуть на миниатюру и, в случае необходимости, добавить один или два заключительных штриха.