Адель Эшворт - Мой нежный граф

Он наполнил комнату розами — желтыми, белыми, розовыми, темно-фиолетовыми, бордовыми и несчетным количеством персиковых. Кэролайн насчитала двадцать пять заполненных до отказа ваз, стоявших вдоль каминной полки, на двух подоконниках, на комоде красного дерева, на столах рядом с канапе, по обе стороны и в ногах кровати. Ее позабавило, что Брент догадался приспустить покрывало и усыпать лепестками роз простыню.

Довольно самонадеянно, но, к его чести, очень романтично.

Краем глаза Кэролайн заметила, что он встал. Тогда она собралась с духом и посмотрела ему в лицо, укрывшись за непроницаемой маской, крепко прижав к себе розы и стараясь унять дрожь в руках.

Брент смотрел на нее. Она не могла представить, о чем он думает, только видела, что он нервничает, чего прежде никогда за ним не замечала. Их глаза встретились, потом Кэролайн заскользила по нему взглядом, впитывая каждую черточку лица и сильного тела, отметив, как восхитительно хорош ее муж в темно-синих брюках и белой шелковой рубашке, плотно обтянувшей грудь.

В руках он держал двадцать четвертую персиковую розу. Две идеальные дюжины…

Кэролайн стояла перед ним, сдержанная, грациозная, с высоко поднятой головой, и в ее дерзком, пронзительном взгляде бушевал огонь.

— Я убила бы тебя…

— Я люблю тебя, Кэролайн.

Она застыла в полной неподвижности, так как не ожидала этого признания, во всяком случае, так сразу. Хотя уже давно знала о чувствах Брента, ничто не могло сравниться с моментом, когда он произнес эти слова.

Лицо графа лишилось и твердости, и решимости.

— Я не понимал, как сильно люблю тебя, пока ты не ушла. Я не могу точно сказать, когда начал тебя любить, хотя думаю, что почувствовал это в первый вечер, когда мы вместе ужинали на кухне. Ты рассказала, что мой дядя отверг твою работу, что тебе нужна теплица, а я, вместо того чтобы дать ее тебе и все рассказать, чуть не сорвал с тебя одежду от самого острого и дикого желания, какое только испытывал, став взрослым мужчиной. Я был ревнив и эгоистичен и так быстро покорялся твоему очарованию, что меня это пугало. — Он резко вдохнул. — Но я точно знаю, что любил тебя всей душой той ночью, когда ты пришла ко мне в постель и стала моей женой. Я любил тебя тогда и знал об этом без всяких сомнений, но это чувство повергало меня в смятение и страх, и я не мог признаться в нем ни себе, ни тебе. Я уже много месяцев люблю тебя, Кэролайн, — прерывистым голосом признался он, — и сожалею, что до сих пор не сказал тебе об этом.

Брент замолчал, и в комнате наступила мертвая тишина, ибо дождь за окном прекратился.

Кэролайн, сердце которой отчаянно колотилось, а глаза наливались слезами, отказывалась шевелиться, отказывалась даже менять выражение лица из страха потерять самообладание. Да, Брент ждал от нее ответного признания в любви, и он его услышит. Но она помнила, что он вытолкал ее из дома, утаил от нее очень многое, и, самое главное, он ставил крест на их браке. А теперь пусть немного помучается в неведении.

Граф сделал нерешительный шаг в сторону Кэролайн и остановился. Тревога в его лице читалась все яснее по мере того, как окружавшая их тишина становилась оглушительной.

Собрав в кулак все силы, какие у нее были, и до глубины души поражаясь, что способна на это после того, что услышала от Брента, Кэролайн отвернулась от него, тихо прикрыла за собой дверь и опустила капюшон накидки.

На тумбочке, по правую сторону кровати, она заметила пустую вазу, спокойно подошла к ней, игнорируя ошеломленный взгляд мужа, и не спеша, одну за другой идеально расставила в ней каждую розу. Покончив с этим, Кэролайн опять повернулась к Бренту, по-прежнему избегая его взгляда, и освободила волосы от ленты, распушив их руками и стряхнув капли влаги.

Внезапно Брент громко, с раздражением выдохнул и начал постукивать розой по бедру.

— Вам нечего сказать, сударыня?

Кэролайн захотелось рассмеяться, когда она посмотрела в зеленые, как лесной орех, глаза, выражающие неуверенность. Брент пытался быть сердитым, грозным, но с треском проваливался, потому что его голос тревожно дрожал.

Кэролайн разгладила волосы, переложив их на левое плечо, и невозмутимо опустила руки.

— Нет, мне есть что сказать.

Он ждал.

— И?

Смерив мужа испепеляющим взглядом, она выпалила:

— Я закопаю тебя живьем, если хоть одна из этих роз попала сюда из моего сада.

Граф заморгал и побледнел.

— Это все?

— Пока да, — промурлыкала Кэролайн.

— Что это значит? — рявкнул Брент.

Кэролайн сохраняла спокойствие и уверенность в себе.

— Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Брент. Как плохо и одиноко мне было последние десять недель? Какой раздавленной я себя чувствовала, когда собственный муж безжалостно выгнал меня из дому? Как отчаянно мне хотелось почувствовать вокруг себя твои руки и насладиться вкусом твоих губ с того вечера, когда ты так благородно спас меня от французского чудовища? Хочешь услышать, как мне не хватало тебя и моей дочери, как больно было проводить Рождество одной, без семьи? Или как я потрясена и зла, что Альберт Маркэм — родной дядя моего мужа, а ты, мой дорогой, утаил от меня эту несущественную деталь? — Она сощурилась и поджала губы. — Все это так и даже хуже, сударь, однако мне кажется, что вы хотите услышать нечто иное.

Брент ошеломленно наблюдал за ней, с каждой секундой все больше теряясь и нервничая. Она ведет себя не так, как он ожидал? А чего он хотел? Неужели ему хватило наглости предположить, что она бросится к нему в объятия и попросится обратно домой? Если такая мысль хоть на секунду мелькнула в его голове, его разум, как видно, помутился. Кэролайн никогда этого не сделает. По крайней мере, не раньше, чем собьет с него спесь своим острым язычком. Да и любит ли она его вообще? Он был так уверен в этом, а между тем Джейн ни словом не обмолвилась о ее любви к нему. И потом, всегда оставалась вероятность, что даже если она любила его когда-то, то за последние несколько недель навсегда утратила это чувство.

Однако прошлое не в счет. Кэролайн здесь, в их спальне, и, глядя на нее, стоявшую всего в нескольких футах, он понял, что сейчас не время для словесных перепалок. Сейчас он должен уступить и полностью раскрыться перед Кэролайн. С того дня, как они поженились, он был во многом несправедлив к ней, и, даже если теперь она вернулась, чтобы пронзить его сердце отравленным клинком, он должен это узнать.

На лбу Брента выступил пот, сердце быстро и тяжело заколотилось в груди, и в этот миг он понял, что ему еще никогда в жизни не было так страшно.

— Мне нужно услышать, что ты тоже меня любишь, Кэролайн, — глухим шепотом признался он.

Кэролайн, как ему показалось, еще много долгих часов молча смотрела ему в глаза, не шевелясь. Потом, едва слышно вздохнув, опустила ресницы и начала расстегивать накидку.