Елена Арсеньева - Несбывшаяся любовь императора

Наталья Васильевна и всегда-то была мнительна и истерична, а события нынешней ночи вовсе лишили ее сдержанности.

И Скорский, и Асенкова, и даже деньги были забыты. Она ринулась к зеркалу, выискивая в своем лице следы той бледности, о которой говорил Сергей.

– Черт возьми, – восклицала она, – да как я не подумала раньше, что могла заразиться от него?! – Она избегала называть мужа по имени, словно боялась вызвать покойника. – На похоронах кто-то сказал, мол, у него было что-то вроде чахотки, а ведь чахотка заразна! Как бишь того доктора звали, который ему кончину предсказал? Раух… да, Раух… Живет напротив Армянской церкви… Ехать к нему! Ехать немедленно! Закладывай лошадь, Сергей!

– Да куда ехать, ночь на дворе, – возразил Сергей, несколько испуганный успехом своих уговоров. – И доктор, поди, спит еще. А они, немцы, злющие создания, еще от злобы наврет тебе с три короба, вовсе с ума сойдешь. Давай подождем до приличного времени. Да и надо решить, что с этой падалью делать, – он небрежно ткнул ногой труп несчастной Раиски.

– Пока темно, свези да сунь в какой-нибудь канал или в Неву, – небрежно сказала Наталья Васильевна. – И поспеши! Чуть пробьет восемь, поедем к доктору, и мне все равно, приличное это будет время или нет!

Пока незаменимый Сергей исполнял страшное приказание, Наталья Васильевна набила ридикюль деньгами. Она слышала, что немецкие доктора дерут с русских простаков втридорога, но скупиться, когда речь шла о ее жизни, не намеревалась.

Доктор, впрочем, еще не начал приема. Пришлось ждать, пока он встанет да позавтракает, и к тому времени, когда строгая прислуга наконец позволила Шумиловой войти к доктору, Наталья Васильевна была на грани обморока. Ужасы собственной смерти и даже разложения представлялись ей беспрерывно, и в кабинет она вошла в таком состоянии, что, прикажи ей Раух для спасения ее жизни немедленно выплатить Варваре Асенковой деньги, причитающиеся ей по завещанию, Наталья Васильевна покорилась бы без малейшего ослушания и молчания.

Уже на пороге Наталья Васильевна рухнула на колени и поползла к Рауху, протягивая ему раскрытый ридикюль, наполненный золотыми монетами и ассигнациями. Любой другой человек, наверное, вытаращил бы глаза, но доктор Раух слишком многое повидал за время своей медицинской практики. Случалось, ради спасения своей жизни люди предлагали ему баснословные состояния, титулы и даже небольшое итальянское княжество. Если бы Раух был столь же блистательным исцелителем, как диагностом, он бы уже не только озолотился, но и повелевал бы миром. Однако он был всего лишь врачом, к тому же не любящим и не умеющим лгать, но не более. Поэтому он не без брезгливости запустил свои длинные пальцы в ридикюль, вынул сумму, втрое превышающую ранее назначенный им за первичный визит гонорар, – один русский столько же заплатил ему недавно, а потом даже отказался забрать половину, когда доктор высказал ему роковой диагноз, и оставшаяся у него сумма доктору понравилась, он даже решил повысить гонорар, если находятся люди, которые готовы его давать, вот и сия дама из таких. Раух спросил, чем он может помочь мадам, и выжидательно примолк, но пауза длилась недолго. Mадам, с трудом пробиваясь сквозь слезы, сообщила, что ее имя – Наталья Васильевна Шумилова, что ее муж недавно был с визитом у господина доктора и тот предсказал ему скорую кончину от болезни. Предопределение сие сбылось, муж в могиле, и теперь Наталья Васильевна страшно испугана, а не могла ли она заразиться от мужа и не последует ли вскоре за ним.

– Спасите меня, спасите… – задыхалась она от рыданий.

– А что, вы ощущаете некие признаки болезни? – спросил Раух, удивляясь такому совпадению. Жена того самого купца! И опять нет счету деньгам. Видимо, она получила хорошее наследство после мужа.

– Нет… Да… Я не знаю… Я боюсь! – твердила Наталья Васильевна, и тогда доктор объявил, что должен произвести тщательный осмотр, а потому просит ее раздеться и позвонить вот в этот колокольчик, чтобы позвать его, когда она будет готова.

Он принимал у себя уже не первую русскую даму и знал, что они, независимо от сословия, до чрезвычайности стыдливы. При слове «раздеться» они, как правило, расстегивали верхнюю пуговицу, а в лучшем случае спускали с плеч платье. Каково же было его изумление, когда он, явившись по звону колокольчика, обнаружил в своем кабинете совершенно голую особу, ну то есть без малейшего признака одежды и белья на ее пухленьком белом теле. Доктор Раух удивился, как же она умудрилась снять с себя все свои дамские штучки, в том числе кринолин и корсет, все это теперь громоздилось на полу.

«Как же она это вновь наденет? – всерьез озадачился он. – Может быть, в карете ждет горничная? Иначе кто зашнурует ей корсет? Или, Боже помилуй, она попросит меня?!»

Раух брезгливо передернулся – он мог прикасаться к женскому телу только в медицинских целях. У него никогда не было жены, он вообще не интересовался женщинами (мужчинами, впрочем, тоже), вопросы пола были для него скучны, а соитие невозможно, ибо тело человеческое – ведь абсолютно здоровых людей нет вообще! – являлось источником таких ужасных заболеваний, что Раух просто опасался заразиться ими при интимном соприкосновении.

Снова окинув кучку одежды на полу взором, в котором читался лишь холодный интерес исследователя, он с облегчением обнаружил, что корсета там нет вовсе – очевидно, сия дама его не носила, а значит, он будет избавлен от унизительной просьбы.

После этого важного открытия доктор начал осмотр и провел его, ощупав даму везде, где только смог дотянуться, скорее для очистки своей медицинской совести, чем ради результата, который был ему известен немедленно, как только дама назвала свое имя.

Наконец осмотр был завершен, Раух велел госпоже Шумиловой одеваться и вышел. Воротясь, он обнаружил, что, оказывается, самостоятельно раздеться женщине гораздо проще, чем одеться. Все на даме сидело вкривь и вкось, волосы растрепались, однако она все равно оставалась очень красивой, и Раух даже порадовался, что ему не придется омрачать эту красоту. Он сообщил Наталье Васильевне, что она совершенно здорова, это во-первых, а во-вторых, что болезнь ее мужа совершенно не заразна, передается только наследственным путем. Ей-то беспокоиться не о чем, но если у нее есть дети, тогда, конечно, они могут быть в опасности.

Несколько мгновений госпожа Шумилова смотрела на доктора остановившимся взглядом, потом ее глаза наполнились слезами, потом слезы высохли, а на лице ее появилось выражение лютой ярости.

– Ах ты немец-перец-колбаса, – прорычала она, – какого ж черта ты меня во всех местах щупал, если заранее знал, что болезнь не заразная?!