Карен Хокинс - Единственный мой

— Ваше письмо?

— Да, я взял на себя смелость обратиться к Истерли с письмом, в котором объяснил, что аннулирование брака принесет ему только пользу.

София не верила своим ушам:

— Вы написали моему мужу письмо о делах, которые вас совершенно не касаются!

— Да, это так, — согласился Томас, нервно заерзав на стуле, — но я думал, что вы не будете возражать против моего вмешательства.

— В таком случае почему вы не спросили меня, что я думаю по этому поводу? Почему не попросили разрешения?

Томас покраснел.

— Согласитесь, София, что я не чужой вам человек.

— Не чужой? С чего вы это взяли?

— Как?! Вы оспариваете это? Но не станете же вы отрицать, что последние несколько месяцев мы с вами тесно общаемся и…

София вдруг поняла, что в беседах со своими приятелями Риддлтон наверняка говорил о ней как о своей женщине, как о будущей жене. Вот почему, где бы она ни появилась, за ее спиной сразу же начинали шептаться.

— Я действительно не стану этого отрицать. Я думала, Томас, мы с вами стали добрыми друзьями. Друзьями — и только! — твердо сказала София.

— О, молчите! — с улыбкой сказал Томас. — Я на все согласен. Я — терпеливый человек и буду покорно ждать, когда вы аннулируете свой брак и Истерли снова уедет.

Макс уедет?! У Софии перехватило дыхание, и она судорожно сглотнула. Нет, он не уедет! Она этого не допустит!

Томас сидел, закинув ногу на ногу, и не сводил глаз с Софии. Ей стало неуютно под его пристальным взглядом.

— Я слышал об истории с браслетом. Темное дело, однако если поразмыслить хорошенько, то здесь нет ничего удивительного.

Опять всплыл этот проклятый браслет!

— Не знаю, что вы там слышали, однако уверяю вас — слухи, которые ходят о пропаже браслета, недостоверны…

— Жаль, что Истерли снова замарал свою репутацию.

София не могла больше выносить этого издевательства. Она зажмурилась, стараясь сохранять спокойствие. Раньше ей импонировала ясность мысли Томаса и его уверенность в непогрешимости собственного мнения, однако теперь все это раздражало ее. Она не знала, что изменилось, но теперь она смотрела на Риддлтона совсем другими глазами.

— И не важно, украл он на самом деле браслет или нет, — продолжал рассуждать Томас. — Вся эта история должна подтолкнуть его к скорейшему отъезду из Англии, она заставит его дать согласие на аннулирование брака и таким образом сыграет вам на руку. — Томас улыбнулся. — То есть нам на руку.

Он сделал ударение на слове «нам».

— Подождите, — вставая, остановила его София. — Боюсь, что вы сильно заблуждаетесь, Томас. Повторяю: мы всего лишь друзья и не более того.

Улыбка Томаса померкла.

— София, но разве отношения, которые сложились между нами, нельзя назвать хорошими?

— Конечно, можно.

— И разве у нас мало общих интересов и занятий? Я имею в виду посещение театра, катание верхом, книги и так далее?

— Да, у нас есть общие увлечения.

— Но тогда… — Его взгляд стал нежным. — Почему вы отвергаете меня? Я знаю, Макс больно ранил ваше сердце своими неосмотрительными поступками, однако я клянусь, что никогда не брошу вас.

София не сомневалась в серьезности намерений Томаса и в том, что он непременно сдержит свое обещание, если она даст ему шанс. Однако она не хотела обманывать ни его, ни себя.

— Томас, я не испытываю к вам тех чувств, на которые вы рассчитываете. А без любви я никогда не выйду замуж. Мы с вами сможем быть только друзьями. — София пожала его руку: — Я не могу забыть чувства, которые я испытывала к Максу, и теперь на меньшее я не согласна. Я жажду страстной самозабвенной любви!

— Я вас не понимаю.

— Не понимаете — и не нужно! Боюсь, мы с вами теперь не скоро увидимся. Мне жаль, но… так будет лучше для нас обоих. Прощайте.

Не дожидаясь его протестов, София повернулась и быстро вышла из гостиной. У нее было чувство, будто с ее плеч свалился тяжелый груз.

Однако избавиться от Томаса оказалось не так-то просто. В течение нескольких дней он досаждал Софии своим вниманием. Ежедневно наносил визиты, писал письма, посвящал стихи, присылал цветы и даже подарил красивое кольцо. Однако София не принимала его и возвращала все подарки. Но больше всего ее расстраивала не назойливость Томаса, а исчезновение Макса. Она не знала, где он и что намеревается делать. После двух дней терзаний и душевных мук София обратилась за помощью к брату.

— Ты должен выполнить мою просьбу! — потребовала она.

Джон с недовольным видом посмотрел на сестру. Он сидел на диване в гостиной и колол орехи.

— Ничего я не должен! Что за идиотская идея пришла тебе в голову? По-твоему, я должен постучаться в дверь Истерли и справиться о его самочувствии? И как я буду при этом выглядеть, ты об этом подумала? Истерли — взрослый мужчина. Он решит, что я спятил!

— Но он не появляется на людях уже несколько дней! А вдруг с ним что-то случилось?

— Вероятно, он работает, — сказал Джон и расколол очередной орех. — Пишет новую картину. Ты же знаешь, когда Истерли работает, то забывает обо всем на свете.

— А что, если он упал с лошади и получил серьезную травму? Ну что тебе стоит сходить к нему и все выяснить?

Осознав, что Джон не намерен уступать, София тяжело вздохнула. Однако тут же просияла:

— О, я придумала, что нам делать! Захвати с собой какой-нибудь подарок, тогда у Макса не возникнет вопроса, зачем ты зашел к нему!

— Подарок? Да ты совсем повредилась в уме?

— Нет, это прекрасный предлог. — Ее взгляд скользнул по комнате и остановился на непочатой бутылке портвейна. — Захвати с собой вот это вино! Ну, Джон, пожалуйста, сделай это ради меня.

— Нет.

— Я распоряжусь, чтобы мой повар приготовил ягненка под мятным соусом и сливовый пудинг.

Джон в сердцах бросил последний орех на блюдо и поморщился:

— Ну, хорошо, давай сюда эту проклятую бутылку. Клянусь, я в жизни своей не видел больших упрямцев, чем ты и твой Макс!

Джон ушел, бормоча себе что-то под нос, и довольно скоро вернулся. То, что он сообщил Софии, не могло ее удовлетворить.

— Зря я взял с собой портвейн, он не способен смягчить его сердце, — сказал Джон. — Макс вел себя как ненормальный — увидев меня, он стал заряжать пистолеты.

София вцепилась в спинку стула:

— Макс болен?

— Ну, я не назвал бы его состояние болезнью, — сказал Джон, потирая переносицу. — Он был изрядно пьян, София.

— Пьян?! Но он раньше никогда не пил!

— Он был не только пьян, но и разъярен и выставил меня за дверь. — Джон тяжело вздохнул: — Ты бы оставила его в покое, сестра! Он выйдет из этого ужасного состояния, если ему не будут досаждать.

На этом разговор закончился. София не знала, что ей делать. Она неотступно думала о муже, но боялась ехать к нему. Чтобы отвлечься, София занялась хозяйственным и делами и к вечеру сильно устала.